Владимир Савченко - Алгоритм успеха

- Распределение премий, распределение повышений и распределение жилплощади, - справился по листу Володька.

- ...и прибавить их себе. Эге! В следующих строчках от этих функций Павла Николаевича возникли дополнительные прямые связи в административных и общественных схемах. И даже какие-то обратные...

- Что ж, это тоже понятно, - Кайменов снова положил пальцы на тумблеры.

- Запроси насчет частных задач по перевозкам, - быстро сказал Сергей. Пусть ответит как на духу: почему он так полюбил эти задачи? Почему пренебрегает общим решением?

- Ввожу!

"М-117" отбарабанила новый кусок ленты. Кайменов пробежал по ней взглядом:

- Адрес 4, подадрес "перевозки". Постой, у него иная оценка значимости этих задач... - Сергей навис над ним, дыша чуть ли не в ухо. - Ага, есть! Частные задачи - с каждой по статье. Общая задача - всего одна статья... Все правильно: количество научных трудов - это же самый железный критерий в науке. Смотри. Шишкин - а понимает!

- Ни черта он не понимает, - в сердцах сказал Сергей.

- Ну ладно, - Кайменов повернулся к пульту. - А теперь запросим про себя.

На этот раз дробь литер буквопечатающего устройства получилась удивительно однообразной. Малышев оборвал ленту, взглянул.

- Что такое?! Одни нули. Даже твоего адреса нет... - Он поднял глаза на товарища. - Слушай, Володька, а ведь он тебя того... убил...

3. УБИЙЦА МЕНЯЕТ ПРОГРАММУ

Кайменов посмотрел на ленту, потом на машину, лоснившуюся в свете ламп, скривился.

- Фи, как грубо! Наверно, получился сбой!** Проверим оперативную память... - Он нажал несколько кнопок на пульте.

Ни одна лампочка на пульте не мигнула. Володька чертыхнулся, нажал несколько белых клавиш.

- Батюшки, сведения обо мне остались только в долговременной памяти, над которой машина не властна. Некролог, милое дело!

Он стал вышагивать по залу. Малышев следил за ним.

- Вообще Павел Николаевич - мужик крепкий. И если он тебя подстережет где-нибудь с кирпичом, проблема 011 будет решена окончательно.

Кайменов рассеянно посмотрел сквозь него.

- Постой, я, кажется, понимаю. Надо ввести шкалу опасностей. Конечно! Напугали бедную машину до смерти. Я ведь не намереваюсь отнимать у Павла Николаевича жизнь, руки-ноги, даже здоровье. - Он подошел к столу, стал набрасывать на листке. - Жизнь - 10000, большой вред здоровью, членовредительство, так сказать... Сколько?

- Пять тысяч, - подсказал Сергей.

- Тяжелые болезни - 3 000, легкие болезни - 1 000. Что, спрашивается, в сравнении с этим какая-то сотня, связанная со служебными неприятностями? Стоит из-за нее уничтожать хорошего меня?

Кайменов сел за пульт, положил листок перед собой.

- Ну, попробуем теперь, - сказал Кайменов, когда замершая россыпь неонок показала, что машина переварила новую порцию информации.

Он перекинул рычажки тумблеров на 011. Цифропечатающее устройство резануло по тишине зала пулеметной дробью: язычок ленты был усеян строчками нулей.

Кайменов с негодованием взглянул на машину.

- Ну что ты на это скажешь? Ничего себе оптимальный вариант!

Сергей сел, вытянул ноги.

- Когда будешь составлять завещание, запиши на меня мотоцикл и куртку: буду ездить и вспоминать тебя хорошими словами.

- Сережка, шутки шутками, но ведь первые два решения вполне правдоподобны... И потом: почему он не прикончил Валентина Георгиевича? Ведь его позиция для Шишкина тоже не сахар.

- Ну, на Валентина Георгиевича у него чисел не хватит!

Образ Павла Николаевича, который со сбитым набок галстуком, энергично двигая плечами, душит Кайменова, возник перед глазами Сергея. Он поморщился:

- Нет! Он не настолько дурак.

Володька вдруг стал столбом посреди зала.

- Есть! Боже, какие мы с тобой идиоты!

- Почему обязательно "мы с тобой"?

- Кто ж еще? Все ввели: схемы, шкалы, постановления, инструкции... Уголовный кодекс не ввели, понял? Сколько времени? Пол-одиннадцатого! Так...Только один человек сможет меня спасти в этот поздний и страшный час.

Кайменов набрал номер телефона.

- Клава? Вот что, маленькая: зайди к Михал Николаичу, возьми у него Уголовный кодекс, поймай такси и жми сюда... к проходной института. Что значит "поздно"?.. У Михал Николаича все есть... Маленькая, ну зачем эти "зачем"? Ну, здесь замышляется убийство с обдуманным намерением, ну, мы хотим предотвратить... Все, жду!.. Да! Возьми у Михника еще Кодекс законов о труде. Обязательно!

Положив трубку, он победно посмотрел на машину:

- Пусть знает, что и уволить меня не так-то просто!

...Они вышли из института в половине первого. Клава, жена Володьки, ждала, сидя верхом на одиноко блестевшем под луной мотоцикле: не хватило денег на обратный путь в такси. Кайменов завел мотоцикл, распрощался с Малышевым, и они умчались в пахнущую весной темноту.

Сергей направился к остановке. Город лежал внизу. Вереницы газосветных фонарей расчертили его светящимися голубыми пунктирами. Трамваи и троллейбусы озаряли низкие тучи фоторепортерскими вспышками от пантографов. Сегмент луны воровски выглядывал из-за туч. Холодно лоснился накатанный шинами асфальт.

По случаю весны на шестигранном, как карандаш, бетонном столбе у остановки появился большой жестяной плакат:

ВНИМАНИЮ ГРАЖДАН! Посадка огородов в черте атомного реактора воспрещена.

Произведенные посадки будут перепаханы. Дирекция ядерного института.

- Атомный век! - усмехнулся Сергей, вскакивая в подкативший троллейбус.

4. РАЗГОВОР-ТЕСТ

После обеда Валентин Георгиевич уезжал в физико-технический институт читать лекции, а в его кабинете поселялся Шишкин. В это время к нему и пришел Сергей Малышев.

Ступив на порог кабинета, Сергей удивился: как преобразилось здесь все! Шелковые портьеры на окнах были приспущены и процеживали, казалось, лишь сумеречную сосредоточенную отрешенность. Предметы, которые при Валентине Георгиевиче просто не замечались, сейчас лезли в глаза, давили своей значительностью. Ковровая дорожка цвета генеральского лампаса уходила в перспективу к полированным столам, составленным посадочным знаком "Т". Телефонный агрегат из перламутровой пластмассы (внутренний, внешний, междугородный) солидно лоснился, готовый испустить ответственный трезвон. Небольшая коричневая доска, с которой были стерты меловые формулы, совсем стушевалась на стене. Весь вид кабинета как бы говорил, что здесь нельзя просто сидеть и работать - здесь надо принимать меры.

Павел Николаевич необыкновенно точно вписывался в обстановку. Он сидел слева от телефонного комбайна, развернув плечи, читал бумаги, на лице его застыло выражение по форме No 2.

...По мнению институтских острословов, у Шишкина было четыре выражения лица, которые он утром примерял вместе с галстуком и потом носил весь рабочий день с перерывом на обед с часу до двух: