Александр Саверский - Камень Шамбалы, или Золотой век

- Нет, его рисунок я знаю хорошо, хотя и видел лишь несколько раз.

- Странно, - сказал рыжеволосый, - мне кажется, это не к добру. Зря вы отдали Камень.

- Человек всегда боялся перемен и неведомого, - ответил старец. - Глупо бояться неизвестности, ибо в ней эволюция и жизнь, а когда все известно, то жить незачем.

- Учитель, - вмешалась полноватая особа, - Оги Валентайн отказался от политической карьеры.

- Естественно, - последовал ответ, - ему есть, о чем подумать, но, если он выберет верный путь, то среди нас может появиться новый сияющий Адепт.

***

Оги стоял на берегу потока, с шумом низвергающегося со скал. Он старался ни о чем не думать. Мысли в последнее время доставляли ему физическую боль. Они замыкались в круги, из которых не было выхода.

Валентайн бродил по горам, бездумно наблюдая за природой, и ее невероятная жажда жизни удерживала его сознание на границе пропасти безумия.

Он не знал теперь ничего: ни о себе, ни о Земле, ни о Джой, ни о Логосе Сатурна. Все его мировоззрение рухнуло в одночасье, и только в глубине души пробивался к свету жизни росток чего-то нового, еще неясного. Да и росток этот не был еще вполне осязаем, Валентайн только ощущал его присутствие, но не мог пока различить, что он такое и зачем.

Но именно этот росток, будто породнившись с бурлящей природой гор, давал надежду на новую жизнь, на любовь, на радость.

Все начиналось для него заново. И сможет ли он, некогда считавший себя способным перевернуть весь мир, сберечь в себе то, что зовется верой в Мудрого и Всеобщего Бога, чьими детьми были и Сатурн и Земля, и все, что мог бы себе представить кто-либо во Вселенной?

***

На такой скорости я еще не летал, да и корабль тоже. Впервые в жизни, а это все-таки восемьсот с хвостиком лет, я напоминаю себе мальчишку, на полной скорости проносящегося на мотоцикле по улицам спящего города.

Этот корабль я модернизировал сам, и маршрут, по которому летел сейчас, создавал годами, с робкой надеждой готовясь к будущему полету.

От звезды к звезде, от созвездия к созвездию я разгонялся через сингулярности, застревая в них сначала на недели, а позже и на десятилетия. К концу пути я уже понимал, что никого из тех, кого я оставил на Земле и Сатурне, теперь уже нет в живых.

И тогда Сириус вспыхнул передо мной на мгновенье, как метеор, и мой корабль вонзился в то место, где я был рожден.

Всю жизнь я ждал этого, но будто кто-то держал меня среди живых для достижения лишь ему одному известной цели. И теперь, когда он отпустил меня, я сел в кресло и положил руку на голову моей вечной спутнице.

- Мр-р, - раздалось в ответ, - мы дома.

- Да, девочка моя, мы дома.

- Я чувствую это даже кончиком мр-моего хвоста. Как мы долго здесь про-мр-будем?

- Всегда.

- Мр-разве это возможно?

- Да. Я рассчитал все так, что скорость корабля и времени в сингулярности равны и противоположны.

- Значит, мр-мы стоим на месте?

- Да, навечно.

- Это здор-мр-рово. У нас теперь мр-мр-много времени для разговоров.

- До конца времен.

- Скажи мр-тогда, а что это было там-мр-р, на Сатурне?

- Тоже, что в Гоби и раньше, на планете, что близ Беты Цефея.

- Мр-р, это был твой Бог?

- Этой был Бог этой сингулярности - прародительницы целой системы галактик.

- Я чувствовала мр-р-это. Ведь он мр-р и во мр-мне.

Я с удивлением смотрю на свою спутницу и впервые понимаю, что чего-то о ней не знал. Ведь и в ней тоже был Бог. Как же я проглядел это?

Теперь между сном и реальностью у меня будет с кем поговорить на вечные темы о вечности в вечности.

- А ты помнишь, когда мы пролетали над... Ведь и там ощущалось Его дыхание.

- А как, мр-р, я мр-много поняла о настоящей мр-р-любви и пр-р-еданности.

- А как красиво и геометрически правильно выглядит... И это - тоже Его отражение.

- А Он...

- А Его...

- А Ему...

Москва, 1995-1996 г.