Антон Орлов - Страна Изумрудного солнца

Его перевернули на спину. Он увидел над собой Линду Ренон и ее сообщника.

– Он следил за мной, – сказала Линда.

«Вот и все…» – понял Валов.

После вчерашней пылевой бури и ливня на улицах было грязно. Стены в серых потеках, тротуары усеяны обломками и тряпками. Будка с видеотерминалом на Арбеонской площади накренилась, сквозь ее прозрачные стенки просвечивала, словно насекомое в янтаре, передняя часть небольшого аэрокара. Сначала машина врезалась в будку и застряла, потом под напором ветра разломилась надвое, и теперь помятая хвостовая часть валялась на другом краю площади.

Над потрепанным Линобом сияло безмятежно-голубое небо, медлительные белые снавы парили над крышами. Снавы – это хорошо. Это значит, новой бури в ближайшее время не будет.

Клод Хинби, вместе с группой молодежи, стоял у ступеней библиотеки на Арбеонской площади. На груди у него висел плакат с огненной мигающей надписью: «Сектанты, вон с Валгры!» Плакат был большой, из жесткого пластика – очень неудобная штука. Чувствовал себя Клод последним дураком, но уйти не мог: вчера, после одной из тех долгих пьянок с задушевными разговорами, которые иногда устраивала Адела, он пообещал ей, что отмолит свою статью. И с утра, истязаемый похмельем, пошел в ближайший храм Благоусердия. Его выслушали, но удивления не выказали и для начала велели собирать мусор в храмовом дворе, а после обеда отправили сюда, вместе с другими пикетчиками.

В библиотеке на Арбеонской площади арендовали помещение приверженцы кудонского мистического культа. Их не смущало, что кудонцы не имели ничего общего с человеческой расой. Их философские школы вызывали интерес у людей, их синкретическое искусство время от времени становилось модным на планетах, населенных гуманоидами.

Недавно на Валгру прибыл кудонский гуру – иссиня-черное, отливающее влажным глянцевым блеском существо, одетое в специальный костюм для защиты от чересчур сухого для кудонца здешнего воздуха. Он читал лекции в арендованном зале, вход туда был свободный. Церковь Благоусердия послала к библиотеке пикетчиков, дабы спасать народ от дьявольского искушения.

«И я здесь с ними торчу… Убиться можно!» – изнывая под гнетом тяжелого плаката, констатировал Клод. Нельзя ему пить. Ни под каким видом нельзя. Если он напивался, способность соображать возвращалась к нему потом медленно и постепенно. Сейчас она наконец-то вернулась полностью после вчерашней пьянки – и он с оторопью обнаружил, во что вляпался. И уйти немыслимо… Адела разочаруется в нем, если он уклонится от покаяния. Адела относилась к церкви Благоусердия с трепетным уважением, она чуть не заплакала, когда прочитала ту его статью. Уж если Адела чуть не заплакала – это что-нибудь да значит.

Ради того, чтобы не потерять ее дружбу, Клод решил согласиться с догмами церкви Благоусердия. Параллельно другая часть его сознания – та, что принадлежала атеисту и скептику Клоду Хинби, – отлично понимала, что иерархи церкви Благоусердия – это сборище расчетливых мракобесов, одержимых непомерным властолюбием, и все, что он написал про них в своей статье, – чистейшая правда. Третья часть, приземленно-эгоистичная, нашептывала, что быть другом Аделы или бескомпромиссным мыслителем – оно, конечно, хорошо, но нужно и о себе подумать, ибо церковники и кудонопоклонники друг друга стоят, в средствах и те и другие одинаково неразборчивы: если дойдет до драки, как уже случалось несколько раз, не умеющего драться Клода Хинби наверняка поколотят. А четвертая часть, озабоченная тем, «что обо мне люди скажут», заставляла его смущенно втягивать голову в плечи и прятаться за спины других пикетчиков – не ровен час, увидит кто-нибудь из знакомых…

Худшие опасения Клода сбылись: на площади появилась Линда Ренон. Оглядевшись, направилась к библиотеке, обогнув останки аэрокара. На ней была черная безрукавка и потертые кожаные штаны, в ушах болтались, сверкая на солнце, позолоченные кинжальчики. Смотрела она прямо на Хинби, хоть он и ссутулился, стараясь стать маленьким и незаметным. Увидела!

Клод с тоской озирал замусоренную площадь, окруженную одетыми в металл декоративных литых барельефов зданиями-цилиндрами, такую же цилиндрическую библиотеку, небо с величавыми белыми снавами и аэрокарами. Машин над площадью зависло много: полиция, журналисты, напоминающий серебристо-черную акулу лимузин мэра Линобского округа.

«Итак, меня покажут в новостях! Если особо не повезет – с комментариями…»

Линда уселась на ступенях соседнего здания. Похоже, настроилась ждать. Когда она поворачивала голову, демонстрируя классически безупречный профиль, позаимствованный у знаменитой топ-модели, кинжальчики в ушах вспыхивали и покачивались.

«Она свободна. Внутренняя свобода, которую я никак не могу обрести, для нее – естественное состояние. На моем месте она швырнула бы плакат на землю и ушла. На моем месте она вообще не оказалась бы здесь! Раньше я думал, что все мои проблемы от безденежья, что деньги дали бы мне свободу, но вот у меня наконец-то есть деньги – и все осталось как было…»

Двери библиотеки, украшенные бронзовыми накладками с глобусами, древними книгами и еще более древними свитками, со скрежетом раскрылись. Наружу высыпала толпа людей, а в ее центре скользящей шаткой походкой двигалось похожее на осьминога двухметровое существо в полупрозрачном скафандре. Кудонец. Его глаза прикрывали от солнечных лучей четыре темных диска величиной с блюдца. Одетые в похрустывающий пластик щупальца, усеянные то ли отростками, то ли шипами, ритмично жестикулировали.

Сопровождавших его мужчин и женщин объединяла общая деталь внешности: длинные волосы, заплетенные в несметное множество косичек. Такая прическа символизировала щупальца – кудонопоклонники считали, что так они достигают хотя бы символического сходства с мудрой расой учителей.

– Вон с Валгры! – закричал руководитель пикетчиков.

Остальные подхватили эту фразу и начали скандировать, загородив кудонопоклонникам дорогу. Того момента, когда началась потасовка, Хинби не уловил. Его толкали, а он пытался устоять на ногах; двустворчатый плакат, похожий на раковину моллюска, делал его беспомощным, уязвимым для ударов. Кто-то с размаху треснул его кулаком по шее – кажется, кто-то из своих, – и он чуть не полетел в грязь, под ноги дерущимся. Полиция не вмешивалась, и, пока увлекаемый течением Клод в гуще толпы неуклюже боролся за свою жизнь, заслоняя голову руками, другой Клод, наблюдатель и аналитик, отметил, что приверженцы Благоусердия, видимо, одерживают верх. Блюстители порядка наверняка получили директиву оказывать содействие в этих разборках «представителям традиционной для Валгры религиозной конфессии» (с которой власти вновь начали дружить после почти полувекового периода охлаждения), и, если они бездействуют, значит, все идет как запланировано.