Антон Орлов - Страна Изумрудного солнца

– Что такое шерпл? – спросила Тина, выслушав перевод.

– Презренная и неопрятная сельская скотина, о которой не принято говорить без нужды в просвещенном обществе, – пояснил Тлемлелх. – Но жаркое из шерпла – это нечто достойное внимания, если твои чливьясы-повара как следует обучены кулинарному искусству. У нас осталась банка шерпловой тушенки, не хочешь попробовать?

Во время привала Тина попробовала. Бр-р… О мясе она даже сказать ничего не смогла, настолько несъедобным оказался густой синеватый соус, насчет которого ее спутники сошлись во мнении, что «это недурно для консервов, хотя можно было приготовить и получше».

Неожиданно за кустарником открылся перекресток: гладкое, явно древнее шоссе и дорога поновее, мощенная разбитым желтоватым камнем. Возле перекрестка торчал столб, а на столбе, под двускатным навесом, висел искусно выполненный черным штрихом на беленой доске портрет некоего энбоно с треугольным лицом и широко расставленными глазами. Ниже располагались изящные черные значки с множеством завитушек. Доску прикрывало стекло, укрепленное рейками. С навеса свешивались, ниспадая до земли, широкие серые ленты – ветер колыхал их, разлохмаченные концы подметали пыль. На нижней части столба темнели какие-то потеки, вонь стояла отвратительная. Вокруг вились мохнатые насекомые, но даже сквозь их жужжание Тина услышала, как Лиргисо скрипнул зубами.

– Тлемлелх, это текст? Переведи, что там написано.

– «Пусть гневно плюнет сюда всяк, проходящий мимо, пусть в знак охватившей Харл великой скорби исторгнет всяк благонравный прохожий содержимое своего мочевого сосуда, во осуждение смутившего луну беспримерного злодеяния и в назидание невинному юношеству…» – начал читать Тлемлелх. Тине показалось, что он изо всех сил старается скрыть улыбку.

– Несравненный Тлемлелх, ты уверен, что стоит оглашать вслух всю эту ерунду? – с досадой перебил Лиргисо.

– Она ведь попросила… – Слуховые отростки Тлемлелха испуганно дрогнули.

– Великолепная кхей-саро, там нет ничего интересного, – повернулся Лиргисо к Тине. – Ничего такого, что способно дать достойную пищу для вашего утонченного интеллекта, могу поручиться. Так, бред харлийского дурачья… Пойдемте отсюда, нам не стоит надолго задерживаться около дороги.

– Мой утонченный интеллект заинтригован. Тлемлелх, чей это портрет?

– Это же Лиргисо, разве не видишь?

– Да? – Тина посмотрела на портрет, потом на Лиргисо. – А ведь похож, точно… И что все это значит?

– Это пропаганда, кхей-саро. – На лице Лиргисо появилась обезоруживающая гримаса мученика. – Я член Собрания Блистающих Представителей, поэтому харлийские энбоно стараются меня очернить. Вы же знаете, что такое политика!

– Гм… А ленты зачем?

– Это траурные ленты, – отозвался Тлемлелх – он все отворачивался, чтобы Лиргисо не смог увидеть его лицо. – После того, что блистательный Лиргисо устроил иерархам Клана Властвующей, они сдуру объявили бессрочный траур на всей территории Харла!

– Вот как? Лиргисо, ты здесь кого-то убил?

– Ну что вы, кхей-саро! У нас была милая дипломатическая вечеринка с иерархами, все ушли оттуда живые и очень довольные… Как будто я отвечаю за чужое поведение!

– Что ты им сделал?

– Ничего. – Он развел руками, копируя человеческий жест. – Я всех люблю, а харлийские энбоно меня за это не любят. Идемте, кхей-саро, не оскорбляйте свое внимание безграмотным пасквилем. Если бы эти две прелестные раковины, которые заменяют вам слуховые отростки, могли сворачиваться, они бы давно уже свернулись. Харлийская деревенщина не способна выражать свои скудные мысли изысканно!

Тина собиралась настоять на полном переводе текста, но тут вдали послышался шум – стук копыт по шоссе, она уловила его раньше, чем энбоно, – и пришлось нырнуть в заросли.

– Тина, у нас продукты кончаются, – заговорил Тлемлелх, когда они устроили привал в низине с топкой почвой и ветвящейся голубоватой травой выше человеческого роста. – Ты ешь совсем мало, но мы-то без хорошей еды далеко не уйдем. Нельзя ли нам прямо здесь захватить летающую машину – если сделать так, чтобы она сама сюда прилетела? В той машине, которую взял Фласс, был прибор для разговора с другими машинами. Если ты забрала его с собой, пусть Лиргисо свяжется со своими союзниками и заманит их сюда, а ты отнимешь у них машину.

Он запинался и выглядел несчастным, но это был явный прогресс: в течение последних двух-трех дней Тлемлелх почти все время молчал и его слуховые отростки постоянно были слегка свернуты, что свидетельствовало о душевном напряжении. Отметив, что наконец-то он начал оживать – даже советы давать пытается! – Тина мягко возразила:

– К сожалению, твой план не годится. Союзники Лиргисо уже знают обо мне и примут все меры предосторожности. У нас есть шансы подобраться незаметно, пока они считают нас убитыми.

– А если Лиргисо им скажет, что он единственный уцелел?

– Все равно они подстрахуются. Я уже думала об этом, но провернуть такой план не рискну. Если они прилетят большой группой, вооруженные до зубов, перевес будет на их стороне.

– Нас ищут или нет? Ты не пробовала подслушивать их переговоры?

– Нет. Если я включу передатчик, меня сразу запеленгуют – это ведь специальный передатчик, из аварийного комплекта. Вряд ли ищут, мы же упали во Фласс, далеко от берега. Экипаж второй машины это видел.

Смоделированная Стивом трехмерная схема напоминала живое существо. Этакая запредельная тварь, которая оплела всю Валгру незримыми щупальцами, повсюду запустила свои хоботки, покрытые бурой запекшейся кровью… Валову не раз доставалось от этой твари, а сейчас он впервые увидел ее воочию и ощутил внезапное, выходящее из-под контроля омерзение. Что там браконьерство… Предприятия, под видом безобидной фармакологической продукции производящие синтетические наркотики. Разветвленная подпольная торговая сеть, специализирующаяся на скупке и реализации краденого. Торговля живым товаром. Фирмы-однодневки, которые приглашают на работу людей, как правило молодых и здоровых, а потом бесследно исчезают вместе со всеми сотрудниками, и больше об этих людях никаких известий, хотя нет данных о том, что они покинули Валгру. И прочая, прочая, прочая… Валову хотелось напиться, что было для него нехарактерно. Он не знал, что можно со всем этим сделать, если и окружные, и федеральные власти кругом повязаны, и его собственное начальство тоже повязано – потому-то оно и не позволяло ему на протяжении стольких лет докопаться до истины.

У Стива модель таких эмоций не вызывала. Он задумчиво ее рассматривал, и там, где он задерживал взгляд, начинали пульсировать огоньки.