Александр Щеголев - Сумерки

- Конечно! Как же можно без дела?

Бармен снял с полки нарядный сифон и вбил кипящую струю в стакан.

- Я слушаю.

- Какие новости в городе?

- Ничего интересного, дружок, - сразу ответил он. - Начальник службы безопасности утопился в унитазе.

- О-о, ты был знаком с таким человеком!

- Боже упаси! Я случайно находился в кабине рядом. Забыл сказать, это было в общественном сортире.

Я сделал вид, что мне смешно. Друг моего детства любил хорошо пошутить, жаль только, чувства юмора не имел.

- Да ты остряк, - похвалил я его. - Или болтун. Если ты не болтун, ответь, почему твоего хозяина прозвали Балаболом?

- Глупый вопрос, - сказал он. - Его прозвали Балаболом, потому что было за что. Иначе он не был бы им, верно?

- Он уже пришел?

- Его сегодня не будет, Саша. Приболел... Вообще-то я болтун, - в глазах бармена мерцало веселье. Сам он не улыбался. Здешний бармен давно разучился улыбаться. Я вежливо хмыкнул, помолчал, потом придвинулся ближе и начал осторожно трогать его многострадальные нервы:

- Ну и хрен с ним, мне он не нужен. Слушай, из чистого любопытства... Только не прячься сразу под стойку, ладно? Как ты думаешь, банк - чья работа?

Он поднял брови. Он внимательно осмотрел зал. Под стойку не полез, но это явно потребовало от него душевных усилий.

- Почему ты спрашиваешь именно у меня? - наконец подал он голос. Я объяснил:

- Ты же торчишь тут целые сутки! Все разговоры слышишь, все новости первым узнаешь. Разве нет?

- А почему это ограбление тебя так волнует?

Я разозлился.

- Сказал же, любопытство одолело! Не хочешь отвечать - отлично, молчи в тряпку! Чтоб ты подавился этой грязной тряпкой!

- Тихо, тихо, - попросил меня бармен, зачем-то оглянувшись. Брови он все еще держал в поднятом состоянии. Глупейший у него был вид.

- Смех на палке! - продолжал я чуть тише. - Чего ты боишься? Я же не прошу тебя давать показания.

Он побарабанил пальцами по сифону.

- Я не боюсь, - сухо уведомил он меня. - Я просто не знаю. Я вообще мало знаю, я веду здоровый образ жизни. Могу только догадываться. Но и это, говорят, бывает вредно для здоровья.

Закончил мысль. Возложил руки на стертую тысячами локтей поверхность стола и спокойно посмотрел мне в глаза. Нестерпимо хотелось плюнуть в его лакированное личико, и он угадал мое желание, потому что раскрыл рот снова прежде, чем это сделаю я:

- Думаю, там потрудилась банда сухомордых. Говорят, охрана перебита вся, кроме пары азиатов. Своих пожалели.

- Насреддины?.. - с сомнением сказал я. - Нет, не может быть. По-моему, узкоглазые задницы такое не потянут. Тут мудрость нужна, вроде твоей... - я подмигнул. Разговор уверенно двигался в тупик, возвращался в русло нормальной болтовни, тогда я решил в открытую. - И связи тут нужны, такие, к примеру, как у Балабола. Я, собственно, хочу вот о чем у тебя спросить, Иосиф. Балабол как-то связан с этим делом или нет? Слышал ты что-нибудь? Странные, знаешь, слухи про него витают.

Бармен распрямился. Потом сгорбился.

- Балабол опасный человек, - только и шепнул мне в ответ. Отошел к холодильнику, бесцельно постоял, вернулся и еще прибавил. - Ты, Сашок, тоже. Извини, но твое чистое любопытство не имеет ко мне никакого отношения. Я просто бармен, так и передай.

- Дурак мнительный, - горько сказал я. - Кому передать?.. Эх, ты. Попортить бы тебе витрину за такие слова...

- Прости.

- Забыл, что мы с тобой в детстве вытворяли? Отловим, бывало, студенточку...

Он деликатно меня выслушал и спросил:

- Еще хочешь выпить?

- Дай газету посвежее, - угрюмо приказал я ему. Он исполнил. Через шесть секунд мне стало противно, я скомкал газету и влепил бумажный шар в сияющий стеллаж.

- Тошнит, - сообщил подскочившему в испуге бармену. - Сплошные пауки. Тебя лично, Иосиф, они не беспокоят?

Он пожал плечами.

- Пауки? Это не по моей части. Тараканы меня беспокоят гораздо больше.

- А если серьезно?

- Если серьезно, - с готовностью сказал он, - то все это в принципе несерьезно. Потому что неизвестно главное - существует ли в природе такая организация, как Миссия. Сплетни определенно существуют, одна другой глупее.

Я возмутился:

- Неужели и здесь не можешь без тумана?

- Я могу налить жидкого воздуха. Или желаешь горячей? - Иосиф посмотрел в упор. Я тяжко вздохнул.

- Говорят, пауки заманивают человека в какие-то хитрые ловушки, связывают, а потом сосут из него жизненные силы, - подкинул я тему. - Потому их так и назвали. А сами они вроде бы живут вечно.

Он неожиданно хихикнул.

- Вот публика, - сказал неизвестно о ком. - Пяток болтунов напишет, остальные учат наизусть... Ладно, если серьезно, то изволь. Я, дружок, знаю наверняка только одно: пауки, если они действительно есть, это плохо. Хуже, чем демократические газеты. Даже хуже, чем Бутса и моя барменская стойка. С момента, когда Большой Мор кончился и оставшиеся в живых придурки добились наконец в нашей стране свободы и процветания, это второе по-настоящему страшное событие. И сосут они не кровь, не твои жалкие силенки, а мозг. Пообщаешься с ними разок - и все, стал кретином. А кретин - это уже самое дно, естественно.

- Откуда они могли взяться?- спросил я. Без всякого интереса. Бармен кивнул, соглашаясь с вопросом.

- Вон, изучай прессу, - он наступил туфлей на бумажный ком и сладострастно хрустнул. - Сам я полагаю, что это мутация. В нашей-то помойной яме... Ты читал в детстве фантастику или только студенток со мной давил?

Я перестал его слушать. Мне уже давно было тоскливо. О деле разговор не получился, и сейчас мы, очевидно, приступим к подсчету семи чудес света. Осторожная сволочь! Торчу тут с ним, трачу время. Хотя, все равно делать нечего... Я предположил:

- Если они мутанты, то должны быть уродами, да? Монстрами? Но тогда бы их всех быстренько повыловили.

Друг детства обрадовался. Давно ему не попадался такой благодарный, такой восхитительно девственный в смысле начального образования слушатель. Он сказал монолог. Было длинно, я почувствовал, что вот-вот засну или вот-вот взорвусь, и тогда я оттолкнулся руками от стойки, побрел прочь, усмиряя раздражение, уговаривая себя не ломать стулья, а он продолжал бубнить мне вслед:

- ...Уродство и красота, дорогой Александр, категории слишком относительные. И то, и другое - всего лишь отклонение от общепринятой нормы, поэтому все здесь зависит от выбранной обществом точки отсчета. Например, некий античный красавец, попав в страну, где уродство является эталоном внешности, будет признан несомненным, классическим уродом. Так что не обольщайся, если дама называет тебя красавчиком...

Болтун! Убил настроение, гад, десяти минут ему хватило... Я вдруг обнаружил, что часики мои встали. И чуть было не повернул обратно к бару спросить точное время, но тут же одумался. Зачем пугать человека глупыми вопросами?