Борис Иванов - Бог гномов

Исходивший от Романа спиритуозный аромат явно не нравился служителю, но этого своего недовольства он не проявил, пожалуй, ровно ничем, кроме взгляда из-под сурово насупленных бровей. Приняв положенную плату и пересчитав купюры, он исчез из святилища, не осмеливаясь помешать предстоящему таинству.

Цыган выждал с пару минут и только потом, взяв с алтарика фитиль, принялся разжигать лампадку. Ее пламя расцвело странным, прозрачным и почти невидимым цветком. Часовенку наполнил незнакомый непосвященным терпкий аромат.

Роман наклонился поближе к призрачному огню и начал выпевать слова и мелодию древнего заклинания. Пламя лампадки изменило форму, вытянулось, стало исходить к низкому потолку тонкой — такой же невидимой, как оно само, — струйкой дыма. В пламени этом стали высвечиваться всполохи — крохотные, словно искры костра. И в часовенке постепенно стал слышен еле различимый звук. Он был не лишен музыкальности какой-то своеобразной членераздельности. То ли это было эхо заклинания, которое пел Роман, то ли звук этот рождался в самом пламени.

— Страж, — тихо позвал Роман. — Ты просил дать тебе свободу и я дал ее тебе. Но мне сейчас нужна твоя помощь. Ты слышишь меня, Страж?

Переговоры с Тварюгой Шишелу пришлось вести на стоянке «Привала». Тащить кошмарное создание к себе в номер или просто выпустить его из салона кара явно было бы чересчур экстравагантным поступком. После довольно длительных попыток разговорить Стража Шишел препоручил это занятие Микису и поднялся к себе в номер «Привала». И как был, не раздеваясь, свалился на диван. Тут его и сморил кратковременный утренний — а точнее уже дневной — сон. И, как и положено дневному, суматошному сну, с ним вместе пришло к нему и сновидение, тоже суматошное и несвоевременное.

Ему явились в этом сне далекие и, как казалось ему. давно забытые края, в которых ему пришлось тянуть один из своих первых сроков. Далекий и чуждый мир Фронтира. Мир, подаривший ему новых врагов, которые не могли привидеться ему даже в дурном сне, и таких друзей, которые во снах тоже не существуют, но встречаются иногда в жизни — настолько редко, понял он тогда, что беречь их и ценить — святая обязанность каждого живущего.

В этот раз ему приснился Ромуальд-Инок. В прошлом исключительно изобретательный мошенник, которого его изобретательность довела до этих каторжных краев. Но и в них она его не покинула. И он изобрел тут много разного. В частности, чуть ли не полную дюжину способов побега из таких гнилых мест. Они — способы эти — продлили его пребывание на Фронтире до времени неопределенно долго. Впрочем, это же обстоятельство и принесло ему известность и уважение среди обитателей этих мест. Фронтир, конечно, местом, где приговоренные за различные прегрешения граждане Федерации Тридцати трех миров отбывали различные сроки заключения. Но это была тюрьма практически без надсмотрщиков. Мир, отданный почти в полную власть приговоренных. Здесь обитали и вполне свободные граждане, занятые поддержанием жизни колонии и научными исследованиями этой планетной системы. Так или иначе, и мораль, и нравы Фронтира существенно отличались от принятых во всем Обитаемом Космосе.

Инок прославился в тех краях не только своими побегами. Он не только изобрел многообразные способы грабежей, но еще и разработал целые философские и воспитательные системы, которые не без успеха служили смягчению нравов населения Фронтира и снижению преступности в колонии. Для тех же, кто впал в отчаяние или утратил веру в людей, Инок изобрел Бога.

Вообще-то религиозные учения и их проповедники не имели на Фронтире постоянной аудитории, пусть немногочисленной. Но Инок, видно, был наделен особым даром проповедника и философа. Его влияние было не то чтобы сверхмощным, но — вездесущим и всепроникающим. Вряд ли нашелся на Фронтире такой человек, который никогда не слышал бы о нем и при случае не вспомнил бы сообразную ему притчу, басню или просто меткое слово, пущенное некогда Иноком.

Шишел не мог похвастаться тем, что входил в круг близких друзей этого человека. Менее всего он склонен был поменять свою с детства усвоенную, православную веру на какое-то «из головы выдуманное» учение, хотя и грешил время от времени жертвоприношениями богам и бесам шутейной Пестрой Веры. Но Судьба по странному своему капризу довольно часто сводила его с Иноком в обстоятельствах, способствующих долгим задушевным беседам — Например, во время бесконечно тянущихся зимовок или в одиноких странствиях по то утопающим в болотах, то занесенным снегом просторам колонии.

Вот и сейчас они встретились в пути, в кабине битого перебитого вездехода, который тащил их по льду Медленной реки. И хотя ни на миг нельзя было оторвать внимание непослушного руля, чтобы не ухнуть в коварную полынью на каждом шагу поджидавшую вездеход, то, что они встретились вновь, было для Дмитрия еще важнее. Встрече той он был рад, и радость эту не слишком омрачало и то, что даже во сне он помнил, как вместе с несколькими другими зарыл Ромуальда, так и не дождавшегося «вертушки» спасателей, в мерзлую почву Гиблого острова. За долгие годы, прошедшие с тех пор, у него накопилась уйма вопросов, о которых ему хотелось бы поговорить с Иноком. Так много, что и сама Смерть не могла помешать им вдвоем обмозговать и разобраться с ними.

Сон — странная материя, разорванная на куски и пласты, которые то не имеют друг к другу никакого отношения, то бесконечно повторяются, то проникают друг в друга и путаются, словно воспоминания о чьей-то чужой жизни. В нынешнем своем сне Дмитрий никак не мог вспомнить, с чего начался этот их разговор. Помнил только то, что разговор имел какое-то отношение к сегодняшним одолевавшим его заботам.

Ах да! Они спорили о том, зачем нужен Бог.

— Должно быть, это такая необходимость? — спрашивал Дмитрий. — Если нет такого народа, который не изобретал бы для себя какого-то высшего существа…

— Кто-то из философов даже написал, что если бы Бога не было, то его следовало бы придумать… — отозвался Инок. — Но когда я стал выдумывать своего, я многое понял-

— Мне довелось как раз связаться с компанией таких чудаков, — признался Дмитрий, — которые не только выдумали себе Бога, но и сами сотворили его… У них теперь с ним большие проблемы…

— Так всегда бывает, — кивнул в ответ Инок, — когда хочешь переложить все свои проблемы на кого-то другого или на что-то другое. Дело в том, что это вообще непральный подход.

— Это как? — не понял его Дмитрий.

— Понимаешь, — усмехнулся Инок и поглубже нахлобучил капюшон своего комбинезона на рыбьем меху. — Это бессмысленно. По большому счету бессмысленно придумывать себе Бога или дьявола. Или даже творить их. Такие боги и дьяволы всегда останутся чем-то таким… Чем-то внешним для каждого. Какими-то хозяевами, которые будут подкупать своих нерадивых слуг для того, чтобы те слушались заповедей, придуманных ими. И творили Добро. Или наоборот — подстрекали этих своих слуг ко Злу… И всегда будут находиться такие из этих слуг, которые захотят обмануть Бога или поторговаться с дьяволом… А сами останутся какими были: не добрыми, не злыми, просто рабами. А Бог, всеблагой и вездесущий, должен быть в них самих. И ему не нужны никакие чудеса. И награждать Добро и карать Зло он должен не какими-то чудесными или магическими силами, а руками самих людей и силой их душ…