Олег Синицын - Скалолазка и мировое древо

Я споткнулась.

Нога провалилась в трещину. Я вытащила ее, продолжив движение и ошеломленно слушала Ирбиса, рассказывающего за моей спиной:

— Да, ее нужно подкармливать. Она не должна быть голодна, иначе хозяин не сможет удержать ее, и последствия будут самыми непредсказуемыми.

Слова меня разозлили.

— Вы говорите о кормлении, словно о травке для овечек! Речь ведь идет о людях!

— Мои нравственные нормы остались в прошлом. Я спустился к первобытным принципам, которые состоят всего из двух пунктов. Первый: действия моего повелителя неподвластны моему разуму, а значит, я должен верить в повелителя и выполнять все его приказы. И второй: мои действия ограничены сводом запретов. Если я нарушу их, то меня ждет неминуемая кара.

Путь пересек большой разлом во льду. Мы обогнули его. Ирбис продолжал:

— И все-таки, так как выбор жертв для Ритуала лежит на мне, я стараюсь выбирать тех, кто ленив, туп, развратен и недобросовестен. Кто преступник в душе, кто получает удовольствие от того, чтобы мучить других... Должен заметить, мне очень жаль, что выбор пал на тебя. Ты не подходишь ни под одну из этих характеристик, ты совсем другая. Но я уже не могу ничего исправить. Так решил он!

— Легче от ваших слов не становится... В чем все-таки состоит Ритуал?

— Тебе так интересно?

— Я любознательная. Наверно, от этого все мои беды.

— Когда зайдет солнце, я отведу тебя в специальный шатер. Он сделан из плотной ткани, которая не пропускает свет, поэтому внутри темно. Чтобы ты не могла бежать, тебя прикуют к скале... Хотя здесь, наверное, придется ко льду. Двух ледорезов будет достаточно, чтобы приковать к ним ноги и руки. Повелитель в это время находится в другой палатке. Когда второе существо выходит из него в виде черного дыма, он не может оставаться в сознании и проваливается в сон. Дым перемещается в шатер. Вся процедура длится около пятнадцати минут. Я не знаю, что в это время происходит с жертвой, но после мы не находим даже костей... По завершении Ритуала дым возвращается в хозяина и успокаивается в нем до рассвета. Мне кажется, он засыпает на эти несколько часов, как хищник после плотного ужина. Как только дым возвращается в тело, Кларк приходит в себя.

— И совсем ничего не остается от жертв? — спросила я, потрясенная рассказом.

— Почти ничего. Обрывки одежды. Кольца. Золотые коронки. Черный дух забирает только тело.

— В чем состоит ваша функция, Ирбис? Вы главный палач в этой процедуре?

— Я приковываю жертву, — объяснил он. — А затем охраняю палатку повелителя до рассвета.

Метров двадцать я прошла, не разбирая дороги.

— И ничто меня не может спасти?

— Увы... Но я могу сделать маленькое одолжение. Я делаю его всем, и никто не отказывается. Когда дым проникает в шатер, это невыносимо страшно. Первые жертвы истошно кричали, просто захлебывались криком... Поэтому я всем предлагаю безболезненную смерть за две минуты до того, как тень Кларка выходит из него. Оно не чувствует разницы между живым и умершим только что... Хочешь, чтобы я сделал это?

— Вы прострелите мне сердце?

— Да нет, зачем? У меня есть ампулы с оксибутиратом натрия. Это средство для неингаляционного наркоза. Если ввести в вену больше пяти грамм, ты уснешь быстро и навсегда. — Он шел позади меня, громко хрустя шипами по льду. Я почувствовала на затылке его взгляд. — Ну как, ты хочешь?

— Не знаю... наверное да... я не хочу истошно кричать.

— Договорились.

Ровная поверхность ледника закончилась. Вообще ледник — это штука двигающаяся, пусть и на два-три сантиметра в год. В местах, по которым мы шли, его движение по каким-то причинам застопорилось. Верхние массы продолжали сползать с седловины, низ стоял крепко, в результате за тысячи лет образовалось нагромождение ледяных глыб, перемежающихся глубокими разломами.

Мы пробирались по узким извилистым проходам между огромных белых домищ. Ветер, дующий, словно в аэродинамической трубе, стал еще холоднее. Я облачилась в пуховик и обмотала лицо шарфом, чтобы не обморозиться, хотя забота о своем здоровье выглядела смехотворной в свете прогноза на мое ближайшее будущее, выданного Ирбисом. А прогноз неутешительный. Я не доберусь до мирового древа — меня сожрет черный дым. Так сожрет, что костей не останется.

Шутки шутками, но было страшно. Даже несмотря на обещание майора Ирбиса помочь уйти безболезненно. Наверное потому, что мою душу все равно заберет черный сатана, он утащит ее во мрак — туда, где жуть и безнадега. Я, правда, не верю в загробную жизнь. Но у меня есть четыре... нет, уже три часа, чтобы начать верить.

Вероятно, из-за страха, а может, от усталости ноги перестали слушаться, и я спотыкалась чаше обычного. Ирбис, идущий сзади, поддерживал меня, а однажды, когда я ступила в пустоту, он проворно схватил за капюшон, не позволив провалиться в расщелину.

Потом меня начала мучить жажда. Мы находились не на той высоте, на которой этот симптом может стать критическим, да и вряд ли доберемся до такой. На семи тысячах нужно пить воду до семи литров в день, чтобы предотвратить загустение крови, закупорку сосудов и, как следствие, эмболию легочной артерии, инфаркт, инсульт. Но мне ужасно хотелось пить уже на пяти тысячах. Фляги у меня не было. И Ирбис, как тогда, в кузове «хаммера», любезно позволил опустошить половину своей.

Он поддерживал меня на протяжении всего пути. Я, конечно, нужна ему. Если он не сохранит жертву, то сорвется Ритуал, и ему придется отвечать перед Кларком, а тот по головке не погладит. И еще одно. Введя смертельную инъекцию, Ирбис станет моим убийцей. Вроде бы я должна ненавидеть бритоголового майора, но вместо этого почему-то испытывала к нему невольную симпатию. И поддерживала симбиоз жертвы и палача, помогая доставить свое тело к плахе в сохранности.

Наступил вечер. Мои коленки затряслись еще сильнее. Сил не осталось, но я готова идти дальше и дальше — до бесконечности, только бы не кончался день.

Демон с черными глазами замыкал цепочку. Почему-то я не слышала лязга его кошек по льду. Всех слышала и даже научилась отличать одного от другого, а его — нет. Он словно парил надо льдом за нашими спинами. Жуткий, непостижимый.

— Ирбис, долго еще идти?

Мерфи отстал от молчаливых охранников и присоединился к нам. Он шел рядом со мной: в узких солнцезащитных очках, с непокрытой головой и без перчаток. В нем чувствовалась эдакая молодецкая удаль. Парень определенно мне нравился, я не могла оторвать от него глаз.

Но Мерфи словно не замечал меня. Что он там такое говорил о помощи? Сейчас самое время обратить слова в действия. Потому что через час или полтора помогать будет некому. Как мне сообщили по секрету, не останется даже костей.