Генри Каттнер - Мутант

– А еще один человек, доктор Уилсон, спустился в город и попытался урезонить толпу… – тихо сказал Хобсон.

– Его принесли назад, – отозвался Хит. – Сейчас ему вводят плазму.

Беркхальтер поставил чашку.

– Ладно. Хобсон, ты можешь читать мои мысли. Что ты об этом думаешь?

Круглое лицо Немого было бесстрастно.

– У нас свои планы. Да, это я спрятал бомбы. Параноикам теперь до них не добраться.

– Но скоро здесь будут новые бомбы. Секвойю собираются уничтожить. Ты не сможешь помешать этому.

Запищал зуммер; доктор Вэйланд выслушал краткое сообщение селектора, взял несколько карт и вышел. Беркхальтер махнул большим пальцем в сторону двери.

– Что насчет него? И остального персонала? Теперь они знают.

Хит поморщился.

– Они знают гораздо больше, чем нам бы хотелось. До сегодняшнего дня ни один обыкновенный человек даже не подозревал о существовании группы параноиков. Нельзя ожидать от Вэйланда, что он будет молчать об этом. Параноики представляют угрозу для обыкновенных людей. Беда в том, что средний человек не делает разницы между параноиками и обыкновенными Болди. Эти люди внизу… – он взглянул в окно. – Разве они видят эту границу?

– В этом вся проблема, – согласился Хобсон. – С точки зрения логики ни один обыкновенный человек не должен остаться в живых. Но разве это выход?

– Я не вижу другого пути, – упавшим голосом сказал Беркхальтер. Он внезапно подумал о Барбаре Пелл, и Немой бросил на него быстрый взгляд.

– Что ты об этом думаешь, Хит?

Врач-священник подошел к столу и перетасовал истории болезней.

– Ты руководитель, Хобсон. Я не знаю. Я думаю о своих пациентах. Вот Энди Пелл. У него болезнь Алжаймера – ранний старческий психоз. Он бодр. Не все хорошо помнит. Приятный старик. Роняет пищу на рубашку, заговаривает меня на смерть и показывает фокусы медсестрам. И он, пожалуй, не был бы большой потерей для мира. Зачем тогда вообще подводить черту? Если уж мы пошли на убийства, то незачем делать исключения. А значит, обслуживающий персонал из обыкновенных людей не должен выжить.

– Таково твое мнение?

Хит сделал резкий злой жест.

– Нет! Мое мнение не таково. Массовое убийство означало бы отказ от девяноста лет работы с тех пор, как родился первый Болди. Не будет ли это означать, что мы ставим себя на один уровень с параноиками? Болди не убивают.

– Параноиков мы убиваем.

– Тут есть отличие. Параноики с нами на равных. И… о, я не знаю, Хобсон. Мотив-то один и тот же – спасение своей расы. Но, так или иначе, мы не убиваем обыкновенных людей.

– Даже линчующую толпу?

– Они ничего не могут изменить, – спокойно сказал Хит. – Возможно, различие между параноиками и обыкновенными Болди – казуистика, но разница между ними есть. И для нас это очень большая разница. Мы не убийцы.

Беркхальтер опустил голову. Снова вернулось ощущение невыносимой усталости. Он заставил себя выдержать спокойный взгляд Хобсона.

– У тебя есть еще какое-нибудь объяснение? – спросил он.

– Нет, – ответил Немой. – Но я поддерживаю связь. Мы попытаемся найти выход.

– Еще шестеро невредимыми добрались сюда, – сказал Хит. – Один убит. Трое все еще в пути.

– Толпа до сих пор не выследила, что мы в госпитале, – сказал Хобсон. – Давайте подумаем. Собравшиеся в Секвойе параноики – солидная сила, и они неплохо вооружены. Ими захвачены взлетные площадки и электростанция. Они посылают фальшивые телеаудиосообщения, так что во внешнем мире подозрений не возникает. Он пытаются выиграть время; как только сюда прибудет новый запас бомб, они обрушат его на город и уничтожат Секвойю. И нас, конечно.

– Не можем ли мы уничтожить параноиков? Как насчет твоих угрызений совести, Дюк, если мы их уничтожим?

Хит с улыбкой покачал головой; Хобсон сказал:

– Это не поможет. Проблема все равно останется. Между прочим, мы могли бы перехватить вертолет с бомбами, но это будет означать лишь отсрочку. Сотня других вертолетов возьмут бомбовый груз и направятся в Секвойю; некоторые из них смогут прорваться. Даже пятьдесят груженых бомбами вертолетов будут слишком опасны. Ты знаешь, как действуют эти бомбы.

Конечно же, Беркхальтер знал. Одной бомбы вполне достаточно, чтобы стереть Секвойю с карты.

– Оправданное убийство меня не пугает, – сказал Хит. – Но убийство обыкновенных людей… если бы я играл в нем хоть какую-то роль, Каинова печать перестала бы быть для меня только символом. Она была бы у меня на лбу – или внутри головы, что не лучше. Где ее сможет увидеть любой Болди. Если бы мы могли использовать против толпы пропаганду…

Беркхальтер покачал головой.

– Мы не успеем. И даже если бы нам удалось охладить пыл линчевателей, распространение молвы о происшедшем это бы не остановило. Ты слышал лозунги толпы, Дюк?

– Толпы?

– Да. Сейчас они уже создали себе чудесный образ врага. Мы никогда не делали тайны из наших Общих Кругов, и кое-кого озарило. Оказывается, мы многоженцы. Правда, многоженцы только в мыслях, но сейчас они вопят об этом по всему городу.

– Что ж, – сказал Хит, – пожалуй, они правы. Норма всегда произвольна, не так ли? То есть устанавливается более сильной группой. Болди являются отклонением от этой нормы.

– Нормы меняются.

– Только во время кризисов. Потребовался Взрыв, чтобы принять идею децентрализации. К тому же, какова истинная шкала ценностей? То, что верно для обыкновенных людей, не всегда верно для Болди.

– Но есть же какие-то основы морали…

– Слова, – Хит снова перетасовал истории болезни. – Кто-то однажды сказал, что сумасшедшие дома не найдут истинного назначения до тех пор, пока в мире девяносто процентов сумасшедших. Кучка нормальных может просто удалиться в санатории. – Он холодно рассмеялся. – Но ведь даже в психозах невозможно найти единый стандарт. После Взрыва стало намного меньше случаев шизофрении; большинство из них отмечены в городах. Чем больше я работаю с психическими пациентами, тем меньше мне хочется принимать какой-то произвольный стандарт как реальный. Вот человек, – поднял он медицинскую карту, – у которого очень распространенное заблуждение. Он заявляет, что когда он умрет, наступит конец света. Что ж – возможно, в данном случае это действительно так.

– Ты сам говоришь как один из пациентов, – резко бросил Беркхальтер.

Хобсон поднял руку.

– Хит, распорядись раздать всем находящимся здесь Болди успокоительное. И нам тоже. Ты не чувствуешь напряжения?

Все трое минуту помолчали, телепатически прислушиваясь. Теперь Беркхальтер был способен разобрать в нестройной мелодии мыслей, окруживших госпиталь, отдельные аккорды.

– Пациенты, – сказал он. – Да?

Хит нахмурился и нажал кнопку.