Роберт Хайнлайн - Весь Хайнлайн. Кукловоды

— Значит, его уже переправили сюда?

— Да, — Клифтон немного замялся. — Мы поместили его рядом с вашей спальней, в ту комнату, которая предназначалась бы для вашей жены, если бы она у вас была. Это единственное место, где можно обеспечить ему полный покой и нужный уход. Надеюсь, вы не будете возражать?

— Конечно, не буду.

— Вам это особых неудобств не доставит. Спальни соединены, как вы, вероятно, заметили, общей гардеробной, и мы закрыли дверь с его стороны. Кстати, дверь звуконепроницаема.

— Что ж, по-моему, все правильно. Как он себя чувствует?

Клифтон нахмурился.

— Лучше, гораздо лучше — если оценивать в целом. Большую часть времени в сознании. — Он снова замялся. — Если хотите, можете его навестить.

Я тоже помолчал.

— Как скоро, по мнению доктора Капека, мистер Бонфорт сможет появиться на публике?

— Трудно сказать. Довольно скоро.

— Как скоро? Дня три-четыре? Достаточно скоро, чтобы отменить все встречи и позволить мне на это время исчезнуть из виду? Родж, мне трудно это сформулировать, но, хотя мне и очень хочется его увидеть и выразить свое глубочайшее уважение, по моим ощущениям, этого не следует делать до того, как я в последний раз появлюсь в этой роли. Такая встреча может разрушить созданный мной образ.

В свое время я сделал огромную ошибку, придя на похороны собственного отца. Долгие годы после этого я представлял его себе только таким, каким увидел его в гробу. И лишь постепенно мне удалось вытеснить это воспоминание другим и снова увидеть его жизнелюбивым, полным энергии, воспитавшим меня твердой рукой и передавшим мне все секреты нашего ремесла. Я боялся, что нечто в этом роде может произойти и в случае с Бонфортом. Я ведь играл здорового человека, человека в расцвете сил, такого, каким я видел его в стереозаписях. Я опасался, что если увижу его больным, то воспоминания об этом спутают меня и испортят мою игру.

— Я не настаиваю, — сказал Клифтон, — вам виднее. Возможно, нам удастся избавить вас от новых появлений на публике, но я хотел бы, чтобы вы были постоянно наготове до тех пор, пока мы не будем окончательно уверены.

Я чуть было не проговорился, что такое решение совпадает и с мнением Императора, но вовремя спохватился — шок от свидания с Императором чуть было не выбил меня из роли. Воспоминание об Императоре вернуло меня к нашей рутине. Я вынул из кармана пересмотренный список кабинета и вручил его Корпсмену.

— Вот вам утвержденный состав. Передайте его в средства массовой информации, Билл. В нем вы найдете только одно изменение — де ла Торре вместо Брауна.

— ЧТО?

— Хесус де ла Торре вместо Лотара Брауна. Таково желание Императора.

Клифтон был ошеломлен. Корпсмен — ошеломлен и взбешен.

— Мало ли чего он захочет! У него, черт побери, никакого права на собственное мнение нет!

Вступил Клифтон, стараясь говорить спокойно:

— Билл прав, Шеф. Как юрист, специализирующийся на конституционном праве, могу заверить, что утверждение этого списка сюзереном — чистая формальность. Вы не должны были позволять ему вносить какие бы то ни было изменения.

Мне хотелось наорать на них, и лишь усвоенное мной бонфортовское хладнокровие удержало меня. У меня и без того был тяжелый день, так как, невзирая на блестящую игру, меня все же постигла сокрушительная неудача. Мне хотелось выкрикнуть прямо в лицо Роджу, что, если бы Виллем не был действительно великим человеком, королем в полном смысле этого слова, мы бы все сидели сейчас по уши в дерьме просто потому, что мне не обеспечили должного уровня подготовки. Вместо этого я спокойно ответил:

— Что сделано, того не переделаешь.

— Это вы так думаете! — взвизгнул Корпсмен. — Еще два часа назад я передал правильный список репортерам. Так что придется вам отправляться назад и самому исправлять свои ошибки! Родж, вам надо сейчас же созвониться с Дворцом и…

И тут я прикрикнул:

— А ну, тихо! — Корпсмен заткнулся. А я продолжал, чуть-чуть сбавив тон: — Родж, формально вы, должно быть, правы. Я этого просто не знаю. Зато я знаю, что Император имел моральное право поставить кандидатуру Брауна под вопрос. А потому, если кому-то из вас угодно пойти к Императору и оспорить его мнение, то — на здоровье! Я же собираюсь немедленно снять эту старомодную смирительную рубашку, скинуть туфли и выпить добрый стаканчик виски. А потом завалюсь спать.

— Подождите, Шеф, — возразил Клифтон, — вам предстоит еще пятиминутное выступление по сети центрального стереовидения, где вы объявите о составе нового кабинета.

— Займитесь этим сами. Вы же мой первый вице-премьер.

Он только моргнул.

— Хорошо.

Корпсмен, однако, продолжал стоять на своем:

— А как же будет с Брауном? Мы ведь обещали ему этот пост!

Клифтон задумчиво посмотрел на него.

— Я этого ни в каких документах не читал. У него, как и у других, спросили, не хочет ли он заняться государственной деятельностью. Ты это имел в виду?

Корпсмен заколебался, как актер, что-то напутавший в своей роли.

— Конечно. Но это же и есть обещание.

— Не есть, раз не было официального объявления. Это совсем другое дело.

— Но ведь уже объявили, я же вам сказал! Два часа назад объявили!

— М-м-м… Билл, боюсь, вам придется связаться с ребятами из прессы и сказать, что произошла техническая ошибка; например, что по недосмотру список был им вручен раньше, чем его утвердил сам мистер Бонфорт. Так или иначе, но ошибку нужно исправить до того, как имперская сеть начнет передачи.

— Вы что же хотите, чтобы этому… сошло с рук такое дело?!

Надо думать, что под словом «этот» подразумевался скорее я, чем Виллем. Родж сделал вид, что он понял иначе.

— Да, Билл, сейчас не время вызывать конституционный кризис. Впрочем, и само дело того не стоит. Поэтому решайте, кто возьмет на себя исправление недоразумения — вы или я?

Своим поведением Корпсмен напоминал кота, которого тащат, чтобы ткнуть носом. Выглядел он мрачно, пожал плечами и сказал:

— Беру на себя. Надо все очень точно сформулировать, чтобы выбраться из этой неурядицы, не вызвав опасных кривотолков.

— Спасибо, Билл, — мягко отозвался Клифтон.

Корпсмен двинулся к двери. Я окликнул его:

— Билл, поскольку вы будете говорить с прессой, у меня для них есть еще одна информация.

— А? Что у вас там еще?

— Пустяки. — Дело в том, что я внезапно ощутил смертельную усталость как от роли, так и от связанного с ней напряжения. — Скажите им только, что мистер Бонфорт простудился, и врач рекомендовал ему постельный режим на несколько дней. Я действительно безумно устал.

Корпсмен фыркнул.

— Тогда лучше назовем это пневмонией.

— Ваше дело.

Когда он вышел, Родж повернулся ко мне и сказал: