Роберт Хайнлайн - Весь Хайнлайн. Угроза с Земли (сборник)

— А третья?

— А третья, — свирепо сказал Стивенс, — третья — это выволочь отсюда этот чертов гроб с музыкой, утопить в самом глубоком месте Атлантики и сделать вид, что ничего такого не было.

Дверца машины распахнулась, сунулся какой-то слесарь.

— Доктор Стивенс! Вы здесь?

— Убирайся вон!

Слесарь отлетел в сторону. Послышался его обиженный голос.

— Вам телефонограмма из главного управления.

Стивенс встал, устроился на сиденье водителя, выключил панель управления и убедился, что антенны прекратили возбужденное шевеление. Теперь они выглядели такими великолепно пряменькими и жесткими, что поневоле брал соблазн усомниться в верности собственного зрения. Стивенс спрыгнул на пол, следом обрушился Маклеод.

— Зря я наорал на вас, Уайти, — сказал Стивенс примирительным тоном. — О чем телефонограмма?

— Мистер Глисон просит явиться к нему как можно быстрее.

— Иду. А для вас, Уайти, есть срочное задание.

— Да?

— Видите этот гроб с музыкой? Опечатайте дверцы, и чтоб никакая макака в нее носа не сунула. А потом отбуксируйте, отбуксируйте— вы поняли, что я сказал? — включать не пробуйте, а отбуксируйте в главную лабораторию.

— О’кей.

Стивенс зашагал прочь. Маклеод окликнул его:

— Шеф! А на чем я полечу домой?

— Ах да! Это же твоя личная собственность! Мак, она позарез нужна компании. Оформи купчую — я подпишу.

— И-ишь вы! Вот не уверен, что горю жаждой продать ее. Может, это и гроб с музыкой, но не исключено, что вскоре это будет единственная надежно работающая машина во всей стране.

— Не дури. Если прочие откажут, она тебя не выручит, сколько бы ни была на ходу. Поскольку просто выключат подачу мощи.

— Предположим, — согласился Маклеод и вдруг как-то странно ожил. — Однако такая особо одаренная таратаечка должна бы стоить куда подороже серийной. Такую не пойдете и не купите.

— Мак, в сердце твоем алчность, а в пальцах воровство. Сколько ты хочешь?

— Предположим, двойную цену против серийной, новенькой. Вам это без проблем.

— Случайно знаю, что ты купил ее со скидкой. Однако лады. Либо компания сдюжит это дело, либо вообще разорится, а тогда ей будет без разницы.

Глисон вскинул взгляд на вошедшего Стивенса.

— А, Джим, вот и вы! Вы, поди-ка, чудо совершили с нашим другом Уолдо Великим. Великолепная работа!

— И много он с нас сдерет?

— Как у него заведено. Разумеется, то, что у него заведено, больше напоминает разбой с нанесением тяжких телесных повреждений. Но если ему удастся, расходы оправдаются. Причем платим мы только в случае положительного результата. Так что, должно быть, он здорово уверен в себе. Говорят, он в жизни не промазал насчет гонорара по контрактам такого типа. Расскажите хоть, как он выглядит. Вы действительно побывали у него в доме?

— Действительно. И расскажу об этом, но попозже. Сейчас возникло одно дело, я могу думать только о нем, причем заговариваюсь. И просветиться насчет него следует в первую очередь вам.

— Даже так? Слушаю.

Стивенс открыл рот, закрыл рот и сообразил, что ни одна душа не поверит, пока сама не увидит.

— А может, есть возможность сходить со мной в главную лабораторию? У меня там есть что показать.

— Непременно.

Зрелище извивающихся металлических щупов потрясло Глисона гораздо меньше, чем Стивенса. Он удивился, но не опешил. Правду сказать, потому, что инженерной подготовки не хватило на полноту эмоционального восприятия всей сложности увиденного.

— Н-да-а, похоже, что-то не то, — протянул он.

Что-то не то? Слушайте, шеф, что бы вы подумали, увидя, как солнце восходит на западе?

— Подумал бы, что надо позвонить в обсерваторию и справиться, в чем дело.

— Ну а я бы скорее примирился с восходом солнца на западе, чем с этим зрелищем. Это все, что могу сказать.

— Признаюсь, как-то это все непонятно, — согласился Глисон. — Ничего подобного я в жизни не Видел, откровенно говоря. А что по этому поводу говорит Рэмбо?

— Он еще не видел.

— Тогда, наверное, лучше бы послать за ним. Может быть, он еще не отбыл домой.

— Может, лучше показать это Уолдо?

— Обязательно. Однако доктору Рэмбо полагается увидеть это раньше, чем Уолдо. Как ни говорите, а это его епархия, и, боюсь, ему и так-то не сладко. Не хотелось бы действовать через его голову.

Стивенса внезапно осенило.

— Минутку, шеф. Вы правы, но если вам без разницы, лучше бы показали ему это вы, а не я.

— С какой стати, Джимми? Вы же ему дадите пояснения.

— По поводу этой чертовщины я все равно не скажу больше, чем уже сказал вам. И на ближайшие часы буду чрезвычайно занят.

Глисон глянул на Стивенса, пожал плечами и кротко произнес:

— Раз по-вашему так будет лучше, Джим, я не возражаю.

Уолдо целиком ушел в работу и поэтому чувствовал себя счастливым. Он никогда бы не признался — даже себе не признавался бы, — что его отдалению от мира по собственной воле присущи некоторые недостатки, причем прежде всего — скука. У него никогда не было возможностей вволю предаваться удовольствиям общения, за которыми незаметно бежит время; он искренне был убежден, что безволосым обезьянам нечего предложить ему во взаимном сближении. А удовольствия, доступные одинокому интеллектуалу, обладают свойством приедаться.

Да, он то и дело подступал к дяде Гэсу с предложением переселиться во «Фригольд» на постоянное жительство, но говорил себе, что руководит им желание позаботиться о старике. Да, споры с Граймсом доставляли удовольствие, но он не сознавал, как много они значат в его жизни. Истина заключалась в том, что Граймс был единственным представителем человеческой породы, безоговорочно относившимся к нему как к равному, как просто к такому же человеку. И Уолдо наслаждался этим общением, совершенно не отдавая себе отчета в том, что удовольствие, которое черпает в обществе старика — это самое обычное, но и самое драгоценное из человеческих удовольствий.

Однако сейчас он был счастлив единственным доступным ему счастьем — он работал.

Перед ним были две задачи: поставленная Стивенсом и поставленная Граймсом. Требовалось найти единое решение для обеих. Подход к каждой был трехэтапным. Во-первых, необходимо было убедиться, что они действительно существуют, что положение и впрямь таково, как об этом заявлено на словах. Во-вторых, предстояли исследования в направлениях, указываемых предварительными данными, с целью прояснения картины. И в-третьих, когда картина полностью прояснится, надо было изобрести решение.

Именно «изобрести», а не «найти». Это доктор Рэмбо мог бы сказать «найти» или «вывести». Рэмбо рассматривал Вселенную как жестко упорядоченную и подчиненную неизменным законам. Для Уолдо Вселенная была противником, которому он всячески стремился навязать свою волю. Он и Рэмбо могли говорить об одном и том же, но с разных исходных позиций.