Роберт Хайнлайн - Весь Хайнлайн. Достаточно времени для любви

Не думаю, что в Канзас-Сити могла бы жить Тамара или хотя бы псевдо-Тамара. Вне улицы Красных Фонарей встречаются молодые красивые женщины, которые и берут больше, и попасть к ним сложнее, но статус их также невысок. Тут нет счастливых гордых художниц. Они не искушают; трудно даже придумать, с каким отвращением относится к ним здесь закон и обычай. Дамам, с которыми я разговаривал, пришлось заплатить; для них время — деньги.

Но есть и женщины, не занимающиеся такой работой.

По прежним жизням я знаю, что и среди одиноких и замужних женщин (подобная дихотомия проявляется здесь куда резче, чем на Тертиусе или даже на Секундусе) многие охотно пойдут на нелицензированное соитие ради забавы, в поисках приключений и даже по любви или по другим причинам. Таким образом, здесь доступны — пусть и не постоянно — множество женщин и даже некоторые мужчины, хотя последних преследуют особенно рьяно.

Я уверен в себе и не одобряю местных «моральных» норм, но я все-таки отвечу «нет». Почему?

Первая причина: тут за это вполне могут отстрелить задницу!

Я не шучу, дорогие. Здесь и сейчас почти каждая женщина находится в исключительной собственности кого-нибудь из мужчин. Мужа, отца, любовника, жениха — кого угодно. И если он поймает вас, то имеет право убить, и общественное мнение окажется на его стороне: скорее всего его за это даже не накажут. Но если умрет он, а не ты, то тебя повесят за шею и оставят висеть до самой смерти, смерти, смерти!

Цена явно чересчур велика, и я не собираюсь рисковать понапрасну.

Впрочем, существует небольшое и тем не менее заметное число женщин, не являющихся «собственностью» какого-либо самца. Так что же сдерживает тебя, Лазарус?

В первую очередь — хлопоты. (Не говорите этого Галахаду, а то сердце его разобьется.) Уговоры и переговоры обычно затягиваются надолго, дело это непростое и требует затрат. В случае успеха она будет считать ваш устный договор неким эквивалентом пожизненного брачного контракта.

Кроме того, она вполне может забеременеть. Надо было попросить Иштар сделать меня стерильным на время путешествия. (Я ужасно рад, что не попросил об этом.) Я рвусь к вам, мои дорогие, мое второе и третье «я», и бесконечно благодарен вам за то, что вы поставили меня с ног на голову. Я же не мог сам проявить инициативу, как бы мне ни хотелось!

Лаз и Лор, поверьте мне, если можете: зрелые женщины здесь не знают, когда они могут забеременеть. Они полагаются либо на удачу, либо на средства контрацепции, которые здесь либо ненадежные, либо вовсе никчемные. Этого они не могут узнать даже от своего врача: медики еще не умеют определить дату зачатия. Генетиков вообще не существует. В 1916 году медицина весьма примитивна. Врачи-то усердствуют, только их искусство еще здорово смахивает на шаманство. Примитивны хирургия да горстка лекарств, насколько я знаю, бесполезных или даже вредных. Что же касается контрацепции — держитесь покрепче! — она запрещена законом.

Вот еще один закон, который создан, чтобы его нарушали… так здесь и поступают. Но закон и обычай одерживают прогресс в подобных вопросах. В настоящее время (1916 год) наиболее распространенный способ предохранения состоит в том, что на мужской орган надевают упругий мешочек… другими словами, они совокупляются, не соприкасаясь. Не надо визжать; вас никогда и никто не заставит использовать этот способ. Конечно, даже слушать противно.

Но самое интересное я приберег напоследок. Дорогие мои, я безнадежно испорчен. В 1916 году принято мыться не чаще раза в неделю; многие считают, что этого вполне достаточно: по мнению остальных, незачем мыться часто. Иные времена, иные нравы. Если чего-то нельзя избежать, нужно просто не обращать внимания. Я прекрасно понимаю, что теперь и сам воняю, как старый козел. Но когда-то я наслаждался обществом шести самых изысканных созданий в Галактике, так что можно и потерпеть. Пустяк — всего десять лет.

Если вы получили хотя бы одно из моих писем, которые я пошлю вам за ближайшие десять лет, вы, возможно, броситесь уточнять даты григорианского календаря 1916–1919 гг. Я выбрал период с 1919 по 1929 г., потому что это был последний счастливый период в истории старой Земли. И еще — мне хотелось избежать таким образом первой из общепланетных войн. Той самой, которую в самом начале называли европейской войной, а потом мировой, еще позднее она станет называться первой из мировых войн: а в самых поздних хрониках она именуется «первой фазой первой планетарной войны».

Не сомневайтесь, я намереваюсь все разглядеть. План моего путешествия изменился, но это не относится к встрече в 1926 году. Я немного помню эту войну, хотя был тогда слишком мал; помню скорее из школьных учебников. Наша страна вступила в войну в 1917 году, боевые действия закончились через год — эту дату я помню точно, поскольку все произошло в мой шестой день рождения и тогда мне казалось, что весь тот шум и ликование — в мою честь. Но не могу вспомнить точную дату начала военных действий. Должно быть, планируя свое предприятие, я не обратил на нее внимания, поскольку намеревался прибыть туда уже после 11 ноября 1918 года — в этот день война окончилась. Я рассчитывал оказаться во вполне благополучном десятилетии и хотел ограничить им свое пребывание на родине, поскольку последующее за ним десятилетие — 1929–1939 гг. — трудно назвать счастливым временем; этот период заканчивается началом второй фазы первой общепланетной войны.

Никак не могу вспомнить эту дату — но в моей памяти засела фраза «пушки августа». Слова эти каким-то образом связаны с войной… все совпадает, я помню, что было тепло, стояло лето — август здесь летний месяц, — когда дедуся, ваш пращур по матери, дорогуши, объяснял мне на заднем дворе, что такое война и почему мы должны победить.

Едва ли ему удалось мне что-то втолковать, но я запомнил его серьезное лицо, помню погоду (теплую) и время дня (как раз перед ужином). Итак, я жду, что в следующем августе страна объявит войну. Тогда в июле я залягу на дно, поскольку не испытываю интереса к войне. Я знаю, какая сторона победит (та, которую поддерживает это государство), знаю и то, что «война, покончившая со всеми войнами» — так ее назвали — окончилась жутким поражением и победителей, и побежденных; она привела к Великому коллапсу и заставила меня покинуть эту планету. Я ничем не могу этого изменить. Парадоксов не существует.

Значит, придется юркнуть в нору. Тогда почти каждая нация на Земле в конце концов приняла чью-то сторону. Но воевали немногие. И боевые действия широко не распространились, а до тех стран, что расположены к югу отсюда, в Центральной и Южной Америке, вообще не добрались. Туда-то, вероятно, я и отправлюсь.