Роберт Хайнлайн - Весь Хайнлайн. Фрайди (сборник)

— Джоан, мы твои друзья!

— Ох, я так надеюсь… — Джоан серьезно посмотрела на Гиги и ее мужа. — Когда мы сидели в круге, я почувствовала вашу любовь… Но вам будет трудно… преодолеть… вы будете думать о Юнис…

— Ну, Джо! Скажи ей! Объясни!

— Гиги права, — ласково сказал Джо. — Юнис умерла. Она хотела, чтобы ты получила то, что получила. Я нутром понял — когда мы сидели в круге.

Босс, может, мне выйти и побродить вокруг? Девушки любят, чтобы по ним страдали — но не в таких же дозах!

Юнис, все, что мы с тобой можем, — это не огорчать его.

Это само собой. Но, если он нас еще раз поцелует — у меня будет огромный соблазн сознаться ему, что я здесь.

Омм мани пхадме хум.

Омм мани пхадме хум… и насрать на тебя и на Диогена в придачу. Поехали домой — и позвоним Роберто.

Ша! У нас еще немало дел…

Есть, сержант! Эта Гиги — не хуже Винни, да?

— Но не все так страшно! — засмеялась Джоан. — Друзья у меня есть: вы двое; врач, который выходил меня, не думая о моих деньгах; медсестра, на которой он скоро женится и которая мне ближе, чем сестра; четверо телохранителей… но они — странно — относятся ко мне скорее как к ребенку, чем как к подруге или работодателю… И один, только один, оставшийся еще с тех времен друг… друг еще Йоханна Смита, богатого, влиятельного и ненавидимого почти всеми.

— Юнис любила его, — мягко сказал Джо.

— Да, Джо. И бог знает почему. Наверное, любовь просто переполняла ее, и она изливала ее на всех, кто оказывался рядом. Попадись ей заблудившийся котенок, Юнис полюбила бы его — а так ей приходилось любить меня…

Ты не совсем прав, босс…

Нежное сердечко!

— Ты его знаешь, Джо. Это Джейк Сэлэмэн.

— Это человек, — кивнул Джо.

— Ты же встречался с ним?

— Близко. Хорошая аура.

— Джо, это тот, о котором ты мне говорил? Адвокат? — спросила Гиги.

— Ну. Джейк, да. На трон, живо.

— Идем, Джоан, а то он нас побьет…

На троне Джо зачем-то слегка изменил их позы, и Гиги тихонько присвистнула:

— Теперь уже точно до вечера… Не шевелись, не чихай, не дыши глубоко…

— И говорить нельзя?

— Сколько угодно.

— А ты сама знала Джейка?

— Нет, только видела несколько раз. Я тогда была лишь приходящей моделью…

Что-то она мнется… да и Джейк не упоминал о своих встречах с Джо здесь — дела-то он улаживал в Филадельфии…

Эй, свинка, ты на что намекаешь?

Я просто хорошо знаю Джо: он совершенно двуполый…

Ну, все. Если я когда-нибудь сумею до тебя добраться — налуплю по попе…

Постарайся, а? Помнишь, как было здорово, когда нас отшлепали? Будто ракету воткнули в…

Ох, заткнись!

Рада бы — но нечем.

— Если они подружились — это здорово. Они подружились, Гиги?

Гиги задумалась.

— Трудно сказать… Мистер Сэлэмэн… Джейк, как ты его называешь… он приходил обычно вечером, когда я кончала позировать. Я почти не общалась с ним. А с тех пор, как мы с Джо поженились, он не приходил…

Ну, что? Нужны тебе еще доказательства?

Да мне и эти-то не были нужны…

— Гиги, а как Джо получил художественное образование? Или он самоучка?

— Нет, он учился. Но Джо говорит как? Научиться можно лишь технике, но не творчеству. А творчество для него — все. Он не станет откровенно халтурить, если даже халтура продается легко и дорого, а его настоящие картины мало кто покупает. Я пыталась говорить с ним на эту тему, но он меня устыдил. Больше я не пытаюсь. Джо — он сам по себе, его не интересует, что делают другие художники. Его не интересует слава, не интересуют деньги. Многие наши друзья — художники, мы ходим к ним в гости, зовем к себе… Джо никогда не говорит с ними на профессиональные темы. Ему просто приятно, что они добрые люди. А если бы Рембрандт ему не понравился как человек, Джо не стал бы иметь с ним дела. Джо всего лишь хочет рисовать то, что хочет, как хочет… и не спать в одиночестве.

— Вряд ли ему приходилось спать в одиночестве, — усмехнулась Джоан.

— Возможно. Но Джо не стал бы спать даже с Еленой Троянской, если бы она к нему холодно отнеслась… У тебя есть такой большой парень по имени Хьюго?

— Есть. Ты его знаешь?

— Нет, только слышала о нем… этакий ходячий африканский миф. Так вот, Джо очень хочет нарисовать его — и Джо любит его. Духовной любовью, конечно… хотя ни за что не отказал бы, если бы Хьюго его захотел.

Я первая в очереди на Хьюго!

У тебя только блядки на уме…

— …позировать, но Джо рассказывал мне, какие картины бы хотел нарисовать. Одну такую: аукцион рабов, и Хьюго на помосте. В цепях, терпеливый, усталый, а вокруг белые работорговцы — и белые женщины не могут оторвать от него горящих глаз… И другую: только Хьюго, огромный, как гора, могучий, мудрый, все понимающий — и любящий. Джо говорит, что это я натолкнула его на эту идею… не помню. Название: «Иегова». Джо просто сгорает от желания написать это…

— Знаешь, я, возможно, сумею помочь…

— Как? Прикажешь Хьюго позировать? Джо не одобрит…

— Разве я такая дремучая дура? Я постараюсь втолковать ему, что это честь — позировать настоящему художнику.

Скажи ему просто, что позировала для Джо голой, — и пусть он это переварит.

Конечно. Но это будет всего лишь первый ход…

О-ля-ля! Не собрался ли тут кто-то совратить Хьюго? Даже по моим понятиям, это слишком. Оставь Папу Хьюго в покое.

Это же для Джо, глупая. Впрочем, Хьюго я слишком многим обязана — так что не стоит выкручивать ему руки.

А зря. Это было бы поучительное зрелище. У него рука толще, чем у нас ляжка.

Я же в переносном смысле…

— Только Джо не должен говорить Хьюго, как будет называться картина. Тут уж он точно откажется. Скажет: святотатство. Но ты мне так и не рассказала, где Джо учился живописи.

— В четырнадцать лет его замели в полицейский участок и оставили до утра. И Джо от нечего делать стал делать наброски — и дежурный сержант их увидел. Тогда он взял Джо, вычеркнул его имя из списка задержанных, отвел к священнику — и потом вместе со священником они отвели его к местному художнику, который был довольно известен и довольно богат. Он посмотрел работы Джо, и они заключили сделку: Джо должен был позировать, а за это мог жить в студии, пользоваться всеми материалами, наблюдать, учиться — ну, и прочее. Вот так Джо выскользнул из рук своей мамочки… это была самая большая удача в его жизни. У художника была то ли жена, то ли любовница… одна из его натурщиц… и всего одна кровать в студии. Там они и спали втроем. И всем это очень нравилось. Но, кроме как спать, этот художник, мистер Тони, совершенно свирепо школил Джо, не позволял ему писать широкой кистью, небрежничать в рисунке — ну, и прочие модные вещи. Джо изучил всю академическую школу: анатомию, композицию, технику письма… И Джо поверил в себя — и стал тем, кто он есть…