Олеся Чертова - Млечный Путь №2 (5) 2013

Той ночью усталость не спасла меня от кошмара, и проснулась я совершенно измученная, только для того, чтобы узнать: Нэнси не стало лучше. Она лежала в постели тихая, слабая, безучастная и почти все время спала. Кровопускания не приносили ей облегчения. Мне тогда было очень обидно, что Винтерсон не дает мне выносить таз с кровью, якобы не доверяя моим нервам, хотя в лаборатории я уже наблюдала, как бьется овечье сердце отдельно от тела.

Спустя дня три или четыре я, спустившись навестить Нэнси, увидела только пустую комнату и миссис Симмонс, занятую уборкой.

– А где Нэнси? – спросила я у экономки.

– Уехала к родным, – сказала она, опустив глаза.

– В таком состоянии?

– Ей чуть полегчало, и она очень хотела уехать отсюда, – неохотно объяснила миссис Симмонс. Я молча ушла из комнаты, пытаясь вспомнить, слышала ли я вчера, как уезжает карета.

Но я ничего не спросила у Винтерсона. Наверное, здесь начинается граница моей вины, и в тот день я заступила черту.

А вскоре после исчезновения Нэнси хозяин объявил мне, что уезжает в Лондон, забрать у оптиков изготовленный по его чертежам микроскоп, сделать еще несколько заказов для нашей лаборатории и навестить букинистов. Я не просила взять меня с собой, но он, уловив что-то в моем взгляде, пообещал, что в последний раз едет туда в обществе Фаркера. Он показал мне тайник в библиотеке, за одной из картин, где была спрятана солидная сумма наличности, при мне побеседовал с миссис Симмонс… и уехал.

Я занималась еще старательней, чем в его присутствии; а когда мой ум и зрение взбунтовались, я решила отдохнуть за уборкой лаборатории.

Я усердно работала щетками, стоя на коленях и постепенно передвигая перед собой свечу. Добравшись до самых темных уголков лаборатории, я вдруг заметила, что царапины на полу здесь идут не беспорядочной сеткой штрихов, а тонкими полукружьями, словно тут часто открывали дверь. Но дверь отсутствовала – был только навесной шкаф с несколькими малоинтересными книгами и тетрадями в поблекших переплетах. Открыв стеклянные дверцы, я принялась вынимать оттуда книги. Одна никак не поддавалась – я дернула сильнее, потом еще сильней, и вдруг раздался скрежет, от которого у меня заложило уши. Шкаф вместе с частью стены медленно отъехал в сторону, открывая проход.

Узкая лестница, закручиваясь спиралью, вела куда-то вниз. Каменные ступени ее были сточены временем, а на сдавивших лестницу стенах постепенно разгорались новейшие газовые светильники. Я нерешительно замерла на пороге, но любопытство толкало меня вперед, и я поддалась ему, несмотря на гнетущие предчувствия.

К моему удивлению, чем ниже я спускалась, тем теплее становилось. Поднимающиеся снизу потоки воздуха шевелили пряди волос и колебали бесполезный огонек свечи. Судя по времени, я дошла почти до винных погребов, когда донесшийся снизу звук вынудил меня остановиться перед очередным поворотом.

Ч-шшш, ч-шшш, ч-шшш… Глухо, механически размеренно. Звук, задававший ритм моим кошмарам. Охвативший меня страх сделал тело мягким, как вода, свеча едва не выскользнула у меня из рук. Прислонившись к стене, я переждала приступ паники… и пошла вперед. Какие бы ужасы на ждали меня там, это было объяснение; а я уже не могла уйти, не получив ответ. Он сам сделал меня такой.

Ч-шшш, ч-шшш, ч-шшш… Я вошла, пригибая голову.

Первое, что я увидела с промелькнувшей искрой любопытства, – это массивный, в половину моего роста аппарат. В стене у самого пола было пробито отверстие, из которого к аппарату змеились толстые черные нити.

Большую часть аппарата занимал мерный стеклянный цилиндр, а в нем – подобие кузнечных мехов. В стекло была впаяна красная отметка, и мехи, раздуваясь, доходили точно до нее, замирали на мгновение и вновь сплющивались.

Рядом на полу стоял медный баллон, и я инстинктивно сделала шаг назад, зная, что там содержится кислород, который мы с превеликим трудом и огромной осторожностью добывали в лаборатории. А я недоумевала, куда он исчезает в таких количествах…Тихо щелкали клапаны, ходил поршень, подсасывая обычный воздух из комнаты… В еще одной стеклянной емкости, как в кальяне, воздух проходил сквозь воду, капли оседали на тонкой серебряной сетке, а воздух шел дальше…Ч-шшш, ч-шшш, ч-шшш…

Это долго описывать, но проследив взглядом за торчащими из аппарата гибкими тонкими трубками, я больше не отвлекалась на его устройство. Важным было другое.

Рядом стояла кровать, и трубки уходили под побуревшую простынь.

Я не сразу поняла, что бледное пятно над простынею – это лицо, человеческое лицо с закрытыми глазами.

На кровати лежала женщина с обритой головой, заострившимися, мучнисто-белыми чертами лица. Я подошла ближе, едва сдерживая тошноту. Когда все перестало плыть перед моими глазами, я поняла, что не ошиблась – все пальцы у нее были аккуратно ампутированы, ладони лежали на простыне нелепыми обрубками.

Простынь тихо соскользнула на пол, открывая обнаженное тело, ноги тоньше моих рук, змеящаяся между ними трубка, запавший живот, выпуклые ребра и ключицы, высохшие мешочки грудей, каучуковая лента на шее и протыкающая горло трубка… Шрам на нижней трети грудины, тонкая бледная сеточка рубцов на животе, старые следы ожогов от электродов… Это была не ярость, а какая-то чрезвычайно продуманная жестокость. И она что-то мне напомнила.

«Эксперимент», – беззвучно шевельнулись мои губы.

Грудь несчастной поднималась и опускалась слишком высоко и размеренно для обычного человеческого дыхания, и, ошеломленная догадкой, я перевела взгляд на аппарат, где неустанно продолжали работать мехи. Это они насильно раздували ей легкие! Я робко положила ладонь ей на лицо, проверяя, чувствует ли она мое прикосновение. Кожа была холодной и сухой.

Я потеряла сознание. Ч-шшш, ч-шшш, ч-шшш…

На этот раз не было темноты, – я видела себя, скорчившуюся на полу, словно со стороны. Рядом со мной стояла девушка, печально глядя на измученное тело на кровати. Лицо ее показалось мне знакомым, хотя я могла поклясться, что никогда не видела ее прежде. И тут молнией пришло озарение – портрет! Миссис Винтерсон, покойная хозяйка Шейдисайда. Вдруг, словно почувствовав мое присутствие, девушка обернулась. В ее прекрасных темно-карих глазах плескалась такая бездна страдания, что я отшатнулась. Но щекам одна за другой текли слезы, и, когда она заговорила, я узнала голос.

– Пожалуйста! Прекрати это! Убей меня! Я просила его прекратить… Я не могу уйти сама…

Да, это нужно было прекратить. Я знала, что для этого достаточно будет вырвать трубку из горла, и насильственное дыхание остановится. Но я не смогла. Рука, протянутая к ней, замирала на полпути.