Георгий Гуревич - Учебники для волшебника

— Вы же все можете, Пришелец, — сказала она однажды. — Сделайте меня стройной. Нежелательных последствий не будет.

А он с обычной своей невозмутимой серьезностью, как будто и в самом деле собрался фигуру перекраивать, пустился в объяснения:

— Я еще не разобрался в человеческой физиологии, Таня. Даже если бы и разобрался, трижды советовал бы подумать. Ведь фигура ваша зависит от эндокринных желез, а железы определяют не только полноту, но и темперамент. Сейчас вы милая, добрая и доброжелательная, несколько пассивная, но уступчивая и уживчивая домашняя девушка. Вы станете порывистой, задорной, шумной, крикливой даже, активной непоседой. Ваш новый характер войдет в столкновение с прежней психикой, привычками, с жизненной установкой. Вы будете совершать неожиданные, необдуманные, даже противоестественные для себя поступки, удивляться себе, стыдиться себя, корить страдать и каяться. Не один год пройдет, прежде чем ваш рассудок, ваша система взглядов привыкнут к новому «Я». Нет, право, не советую.

— Ладно, — согласилась Таня, — пускай я буду я. Но пусть у меня, такой, как я есть, будет настоящая любовь.

Шестаков помолчал, то ли обдумывал ответ, то ли придумывал отговорку.

— Я замечаю, — сказал он после обычной паузы, — замечаю, что вы все ждете подарков от нас, пришельцев. Мы и рады помочь, но практически не способны одаривать всех людей, пять миллиардов поставить на снабжение подарками. Можем только рассказать, как добываются подарки. Ведь и в школах вас учат не выпрашивать, а добывать, зарабатывать, доставать…

— Я согласна, научите меня добыть любовь, — отозвалась Таня с готовностью.

— Попробую разобраться, — обещал невозмутимый «пришелец». И попросил у меня книги о любви.

Научных трудов о любви в моей библиотеке не оказалось. (А у вас они есть?) Я дал соседу Стендаля, дал Овидия, Юрия Рюрикова, конечно, и целую кучу романов. Еще спросил шутливо:

— Разве у вас, пришельцев, нет любви?

А он мне с полнейшей серьезностью, ни секунды не раздумывая:

— Не совсем такая. У нас детишек выращивают в колбах и наделяют их наследственной памятью, примерно на уровне вашего третьего класса: уменье читать, считать немножко. А потом, года через два, они сами выбирают родителей. Это большой праздник, где и ребенок и будущие воспитатели стараются показать себя с лучшей стороны. Нельзя сказать что идеальное решение, все-таки дети еще не вполне зрелые существа, выбор их не всегда удачен. Но ведь у вас еще хуже: беспомощным несмышленышам родители навязывают свою наследственность и свою манеру воспитания.

— А у вас лучше? — обиделся я. — Стандартные заготовки, все одинаковые, с правилами правописания и таблицей умножения в голове. Ну, выбирают они родителей, но ведь гены от них не получают.

— Наши гены передаются через воздух, — продолжал придумывать Шестаков. — Невозможно? Но ведь я слыхал у вас такое выражение: «Я с ним одним воздухом дышать не хочу». Вот наши дети, живя с родителями, и вдыхают их гены. Естественно, у взрослых легкие объемистее, вдыхают и выдыхают больше, подчиняют себе детские задатки. А муж и жена — те обмениваются, сглаживают друг друга. Нервные становятся спокойнее, слабые заимствуют силу.

— А сильные — слабость?

— Как правило, сильный сильнее. Но бывают и ошибки, во всяком деле своя изнанка. Поэтому иной раз очень талантливым рекомендуют работать в изоляции, чтобы не заражаться посредственностью. Но это редко приносит пользу. Все-таки коллектив гениальнее одиночки.

— А это вы вычитали, — перебил я с торжеством. — Это из романа Килгора Траута, не Травкина, а Траута, помню точно. Называется: «Заприте гения под замок!»

Нам с Таней просто доставляла удовольствие эта умственная игра. Мы задаем вопросы будто бы пришельцу, Шестаков отвечает с умным видом, как бы припоминая подробности, а я его потом разоблачаю, вспоминаю, из какого романа они выужены.

И вот через день, ухитрившись за ночь проглотить Стендаля, Овидия и прочую мудрость о любви, сосед наш заявляется с очередным представлением:

— Удивляюсь я вам, — говорит. — Судя по тому, что я прочел, любовь у вас изучена до малейших тонкостей, все наблюдалось, все описано, только сложить разрозненное надо. И ведь был же на вашей планете великий ученый по имени Дарвин, он понял и сформулировал закон естественного отбора, единый для всей живой природы, закон, который говорил, в частности, что все полезное для вида сохраняется, а все вредное гибнет. Стало быть, и любовь, если она так широко распространена, если так занимает ваши мысли, полезна человечеству. Я вычитал у Белинского, вы знаете его, несомненно, у него сказано: «Основной смысл любви заключается в заботливости природы о поддержании и размножении рода человеческого». Правда, у вас расплывчатость в терминологии — слово «люблю» вы употребляете слишком часто: люблю бабушку, люблю поджаристый бифштекс, люблю голубой цвет, люблю собачек, люблю безумно, люблю до гроба. Но хотя слово одно, разницу-то вы понимаете, различаете любовь заурядную или же исключительную, на всю жизнь, к одному-единственному, Настоящей называете ту, редкостную. Но если она так привлекательна для вас — настоящая, значит, и у нее есть свой дарвиновский смысл, значит, и она полезна роду людскому. Обычная любовь для поддержания вида, а это особенная, настоящая — для улучшения вида, хотя бы для исправления своей собственной неудачной наследственности. И все это в ваших же романах написано только как-то намеками, иносказательно. Пишут, что противоположности сходятся: например, в Дании брюнет считается красавцем а по-английски «фэйр» и прекрасный и белокурый, Франция — страна брюнетов, но кинозвезды почти все блондинки. Противоположности сходятся, тянутся друг к другу, нравятся друг другу и детям своим передают самый богатый набор противоположных генов. Настоящая любовь — полезная любовь. Так о чем же вы размышляете? Перестаньте терзать Таню диетой, везите ее на юг в страну жгучих брюнетов. Ваша Таня приятная на вид девушка, светлокожая, светлоглазая, светловолосая томная северянка; на юге она будет нравиться всем смуглым, худощавым, костлявым, порывистым и шумным, всем подряд. У нее окажется огромный выбор. И главное, ей самой по закону природы тоже будут нравиться смуглые, костлявые и вертлявые…

И тут Таня моя вскочила, крича во весь голос:

— Замолчите, противный циник! Как вы смеете? Я не искательница женихов, я о любви говорила, высокой, чистой, всезахватывающей, благородной, безоглядной. А вы все опошляете. Не хочу слушать вас. Пошляк! Пошляк!

И выбежала, зажимая уши.

Шестаков был очень смущен. Я тоже. Помолчал, прислушиваясь к рыданиям в соседней комнате, потом попенял: