Всеволод Слукин - Вас зовут «Четверть третьего»?

Как я и ожидал, это произвело впечатление. Мне сказали, чтобы я немедленно приехал к ним и привез фотографию русского. Я сразу отправился в полицию. Они тут же позвонили на все вокзалы, аэродромы и полицейские управления Федеративной Республики.

— Можете быть спокойны, — бросил мне полицейский комиссар.

В общем, закрутился механизм. Я успокоился и вернулся домой.

Кончился второй день рождественских праздников. Сколько событий произошло за эти два дня. Сначала радость победы, затем…

Я был, конечно, очень расстроен и ругал своего Ивана и заодно всех русских вместе взятых. Разве можно было предвидеть такой оборот дела в тот вечер, когда мы впервые встретились с Иваном на мокрой от дождя платформе вокзала.

Ночью мне снился Иван. Вместо носа у него были громадные, во все лицо, часовые стрелки. Он ходил по комнате, громко тикал и цеплялся за вещи своими стрелками. Я проснулся утром совершенно разбитый и в ужасном настроении отправился в институт. В лаборатории меня ждал какой-то господин.

— Господин Шиндхельм? — на хорошем немецком языке, но все же с заметным акцентом спросил незнакомец.

— Чем могу служить? — осведомился я.

— Меня зовут Уиллоби. Джекоб Уиллоби. Фирма «Джонс и Уиллоби», Коннектикут. У меня к вам очень важный разговор. Неофициальный разговор.

Он посмотрел, нет ли кого поблизости, и продолжал:

— В сегодняшних газетах я прочел о ваших необыкновенных опытах с «рефлексом времени». Если это действительность, а не вымысел журналистов, мы можем с вами договориться о производстве серийной аппаратуры для выработки «рефлекса времени». Я мог бы предложить вам двадцать пять процентов доходов и единовременное вознаграждение за передачу документации. — Он наклонился ко мне и, уже отбросив всякую официальность, продолжал почти шепотом: — Мы с вам, профессор, побили бы все часовые компании мира. Швейцарцы и русские с их часовой промышленностью и всемирным экспортом часов окажутся банкротами. Время во всем мире будет в наших руках. Понимаете, время, вре-мя! Как, мистер профессор? По рукам?

Я сидел растерянный и никак не мог сосредоточиться. Такое предложение, с одной стороны, соответствовало моим мечтам, с другой стороны, меня смущал этот сверхделовой подход к вопросу.

— Покажите мне, мистер Шиндхельм, вашего русского.

— Его нет. Он уехал.

— Куда, черт возьми?

— Он заявил, что уезжает в Москву.

— Что?!

— Я, конечно, не верю этому заявлению, но он действительно уехал в неизвестном направлении.

— Когда? — спросил американец.

— Вчера. Я уже обратился в полицию с просьбой разыскать его.

Внезапно затарахтел телефон. Нет, звонили не из полиции, это оказался директор нашей фирмы. Он сразу же стал кричать в трубку, что будто бы я разгласил тайну, устроив вчерашнюю пресс-конференцию, и совершил величайшую оплошность, упустив русского.

Господин федеральный министр очень недоволен. Полицией предприняты все меры к розыску Никифорова, но пока ничего не известно. Военное министерство распорядилось, чтобы фирма не допускала в дальнейшем распространения сведений о «рефлексе времени».

Я положил трубку и обратился к мистеру Уиллоби:

— К сожалению, не могу сейчас принять вашего предложения. Я только что получил указание от руководства нашей фирмы.

— Может быть, вы согласитесь на тридцать процентов?

Я отрицательно покачал головой.

— Тридцать пять! — воскликнул мистер Уиллоби.

— Поймите меня… я не могу… Видите ли, наша фирма…

— Если я правильно понял, фирма сначала отказалась от вашей работы. Почему же теперь она предъявляет права на нее?

— Это зависит не только… Вернее, это совсем не зависит от нашей фирмы… Есть кое-кто повыше… — я отвечал совсем сбивчиво и растерянно, озадаченный телефонным разговором и бесцеремонным напором американца.

Он засмеялся:

— Я прекрасно понимаю, в чем дело. Я хорошо знаю, кто заинтересован в том, чтобы похоронить ваш «рефлекс времени». Но вы подумайте о себе, господин Шиндхельм. Что, если здесь, в Европе, вам так и не удастся воплотить в жизнь ваше изобретение?

Я снова покачал головой. Мистер Уиллоби, вставая, вынул из кармана визитную карточку и сказал:

— Возьмите на всякий случай. Я буду здесь до завтрашнего вечера. Если решите, позвоните в отель «Фремденгоф». Наши военные, возможно, окажутся дальновиднее ваших. А этого болвана русского нужно обязательно разыскать… Гуд бай, господин профессор!

Я попрощался с гостем. Оставшись один, сел в кресло и задумался. Что же делать? Американец прав. Здесь, да, возможно, и во всей Европе мне вряд ли удастся реализовать свое изобретение.

Господин федеральный министр не позволит шутить с собой и как с министром и как с совладельцем часовых фирм. И тридцать пять процентов доходов….

Я стал прикидывать, сколько бы это могло быть в долларах и марках. Получалось: на эти проценты можно открыть собственный институт — не только что маленькую лабораторию. И можно заниматься любыми проблемами, ну, например, проблемой психологии времени…

Собственный институт! Только идиот не будет мечтать о нем. А если стать совладельцем фирмы «Джонс и Уиллоби». Как бы это звучало? «Джонс, Уиллоби и Шиндхельм!» Можно было бы открыть и свою фирму…

Постепенно я начал совсем реально подходить к мысли о том, что нужно принять предложение мистера Уиллоби. Вы видите, я говорю обо всем совершенно откровенно. И к вечеру, когда я вернулся домой, у меня выработалось окончательное решение: лучше пусть американцы, чем ничего.

Я хотел связаться с отелем «Фремденгоф», но позвонили из полиции и рассказали о событиях в Бонне. Я сразу же забыл об американце и помчался в столицу. Но мне кажется, что дальше рассказывать нет смысла, так как вам, наверняка, известно больше!..

Меня вывел из себя этот дубина Зайлер. Как сказал: «Давай-давай», так внутри будто закипело.

И вот тогда-то я впервые понял, что физически ощущаю время.

Чуть не руками хватай и все такое.

Опять полезли всякие там воспоминания. Да все так ясно, отчетливо. Как в кино. Да нет, даже яснее. И вроде бы я сам везде присутствую. «Давай-давай».. Вот это я и вспомнил… Война, бабкина хата в деревне недалеко от Минска. Я после экзаменов в школе уехал отдыхать, да вот так и попал в историю. Пошел путешествовать по Европам. Немцы пришли к нам вскоре после начала войны. Мы с бабкой не успели, да и не смогли эвакуироваться!

Остались мы в деревне при немцах, и пошло это самое «давай-давай».

«Давай, матка, сало!», «Давай, матка, яйки!» Деревня была большая, дворов двести, а может быть, и больше. Как сейчас помню, в жаркий летний день с тучей пыли влетели мотоциклисты и несколько автомашин. Развернулись у бывшей церкви. Потом согнали всех, кто мог и не мог, на «собрание».