Роберт Сойер - Вычисление Бога

— Но тогда возникает вопрос — почему Бог хотел возникновения нескольких разумных видов одновременно, — заметил инопланетянин.

Я задумчиво почесал подбородок:

— Хороший вопрос.

— О да! — согласился Холлус.

Мы поразмыслили над этим ещё некоторое время, но так и не пришли к удовлетворительному ответу. Уже было почти пять часов вечера.

— Холлус? — позвал я его.

— Слушаю.

— Я хочу тебя кое о чём попросить.

Стебельковые глаза остановились.

— Да?

— Я хотел бы попросить тебя прийти ко мне домой. Я хочу сказать, позволь мне взять проектор домой, чтобы ты мог появиться там.

— С какой целью?

— Это... мы, люди, так делаем. Мы приглашаем друзей на обед. Ты мог бы встретиться с моей семьёй.

— Друзей... — сказал Холлус.

Внезапно я почувствовал себя идиотом. По сравнению с Холлусом я примитивное создание; даже если бы его психология позволяла ему чувствовать привязанность к остальным, по отношению ко мне у него, конечно, не было тёплых чувств. Ведь я — всего лишь средство для достижения цели.

— Прошу прощения, — сказал я. — Не хотел навязываться.

— Ты не навязываешься, — сказал Холлус, и стебельки его глаз заплясали. — Я рад, что по отношению ко мне ты чувствуешь то же, что и я к тебе. Буду очень рад встретиться с твоей семьёй и прийти к тебе в гости.

Я с удивлением почувствовал, что мои глаза увлажнились.

— Спасибо. Большое спасибо, — сказал я. — Конечно, если хочешь, я мог бы попросить их прийти сюда. Вовсе необязательно идти ко мне домой.

— Нет, нет, — сказал Холлус. — Мне самому бы этого хотелось. Твоя семья состоит из супруги Сюзан, правильно?

Он несколько раз слышал, как я говорил с ней по телефону.

— Да. И сына Рики, — сказал я, разворачивая фоторамку на столе, чтобы Холлус мог на него взглянуть.

Стебельковые глаза уставились на карточку.

— Его лицо не похоже на твоё.

— Мы его усыновили, — пожав плечами, сказал я. — Он не мой биологический ребёнок.

— А, — сказал Холлус. — Буду рад с ними встретиться. Как насчёт сегодняшнего вечера?

Я улыбнулся: Рики будет в восторге.

— Сегодня — просто чудесно, — сказал я.

Бросив взгляд на Джей-Ди Эуэлла, Кутер Фолзи сконфуженно нахмурил брови.

— Что ты хочешь сказать — «наша цель уже мертва»?

Эуэлл всё ещё сидел на краю кровати в номере мотеля.

— Здесь, в Торонто, есть музей. Там выставка — показывают окаменелости. Преподобный Миллет говорит, они — ложь. Богохульство. И эти окаменелости будут показывать тому большому пауку, инопланетянину.

— Правда? — спросил Фолзи.

— Наш мир — завет Господа, творение его рук. А эти окаменелости — либо они фальшивка, либо их сотворил дьявол. Существа с пятью глазами! Существа с иглами по всему телу! Таких нигде не увидишь. А учёные говорят инопланетянам, что всё это настоящее.

— Все окаменелости — фальшивка, — сказал Фолзи. — Их создал Господь, чтобы испытать нашу веру.

— Ты это знаешь, и я это знаю. Плохо уже то, что атеисты могут рассказывать об окаменелостях в школах, но теперь окаменелости показывают и инопланетянам, чтобы те подумали, будто мы верим в ложь эволюции. Инопланетян ведут к мысли о том, что мы, люди, не верим в Бога. И наша задача — сделать ясным как Божий день, что эти безбожники-учёные говорят не от лица большинства.

— И поэтому... — сказал Фолзи, приглашая Эуэлла продолжить фразу.

— И поэтому преподобный Миллет хочет, чтобы мы уничтожили эти окаменелости, этих «засланцев Бёрджесс», как он их называет. Здесь у них специальная выставка, потом её планируют отправить в Вашингтон. Этому не бывать! Мы положим конец этому позору, чтобы инопланетяне знали — нас такие вопросы не заботят.

— Я не хочу, чтобы кто-нибудь пострадал, — заявил Фолзи.

— Никто и не пострадает.

— А как насчёт инопланетян? Один из них торчит в музее целыми днями. Если мы его раним, у нас будет уйма проблем.

— Ты что, газет не читаешь? Его там на самом деле нет; это просто проекция.

— А люди, которые ходят в музей? Может быть, они ступили на ложный путь, разглядывая все эти окаменелости, но они же не воплощение зла — не то, что доктора из абортария.

— Не волнуйся, — успокоил его Эуэлл. — Мы сделаем это в ночь на понедельник, когда музей будет закрыт.

Я позвонил Сюзан и Рики, чтобы они подготовились к визиту особого гостя; когда у Сюзан в запасе три часа, она может сотворить чудеса. Некоторое время я корпел над журналом, а потом покинул музей. На короткую прогулку от служебного выхода до станции метро я взял за правило надевать шляпу и солнечные очки, чтобы изменить внешность. Психи-уфологи по большей части толпились перед главным входом в КМО, в некотором отдалении от моего маршрута. До сих пор ни один из них меня не перехватил — и ко времени моего выхода в этот вечер они, похоже, уже разошлись по домам. Я спустился в подземку и сел в серебристый поезд.

Когда мы сделали остановку на станции «Дандэс», в поезд вошёл молодой парень со светлой клочковатой бородой. По возрасту он вполне мог быть студентом Риерсона; кампус этого университета чуть севернее станции. Парень был облачён в зелёную куртку, на которой белыми буквами было написано:

В КМО — ИНОПЛАНЕТЯНИН,

А В КОРОЛЕВСКОМ ПАРКЕ — МОНСТР!

Я улыбнулся — как известно, здания парламента провинции расположены именно в Королевском парке. Казалось, в эти дни все, кому не лень, старались уколоть губернатора Харриса.

В конце концов добравшись до дома, я встретил жену и сына, и мы прошли в гостиную. Вытащив из портфеля додекаэдр голографического проектора, я поставил его на кофейный столик, а сам уселся на двухместный диван. Рики вскарабкался туда же, чтобы быть рядом, Сюзан примостилась на подлокотнике. Я смотрел на синие часы видеосистемы. На них было 19:59; Холлус согласился прийти в 20 часов ровно.

Мы ждали. Рики был напряжён. Включаясь, проектор всегда издавал двухтональный писк — но сейчас стояла тишина.

20:00.

20:01.

20:02.

Я знал, что часы на видеосистеме идут совершенно точно: у нас была модель «Сони», которая синхронизировала время по кабелю. Я протянул руку к столику и слегка поправил расположение додекаэдра, словно это могло что-нибудь изменить.

20:03.

20:04.

— Ну, — произнесла Сюзан, ни к кому конкретно не обращаясь. — Пожалуй, пойду готовить салат.

Мы с Рики остались ждать.

— Что за ерунда? — сказал Рики в 20:10.

— Прости, малыш, — сказал я. — Наверное, что-то стряслось.

Я не мог поверить, что Холлус мог меня подвести. В этой жизни можно простить многое, но выставлять мужчину в дурном свете в глазах сына... нет!

— Можно я посмотрю телевизор, пока не сядем ужинать?

Как правило, мы разрешали Рики лишь час телевизора за вечер, и на сегодня он свою норму уже высмотрел. Но я не мог расстроить его ещё раз.