Роберт Сойер - Вычисление Бога

Определённо, она высказала интригующую мысль. Может быть, нельзя перерасти желание взорвать друг друга. Может, неизбежно, что в конечном счёте та или иная страна, группа террористов или просто какой-то сумасшедший устроит конец света; как говорил Холлус, со временем способность к массовому уничтожению жизни обходится всё дешевле, становится выполнимее и доступнее. Если нет способа затолкать джина — будь то ядерные бомбы, биологическое оружие или ещё какие-то инструменты массового уничтожения — обратно в бутылку, тогда как можно более оперативный переход для этих рас может быть единственным безопасным выходом.

— Я вот думаю, что выберет человечество, когда наступит время? — спросил я. — Скорее всего, технология появится у нас лет через сто.

Не было нужды в драматизме; на таких промежутках времени мы с Сюзан сидим в одной лодке.

— Мы с тобой этого уже не увидим, но у Рики есть шанс. И я задаюсь вопросом — что они предпочтут?

Сюзан помолчала, а затем медленно покачала головой:

— Я бы так хотела, чтобы мой сын жил вечно, но... но всё-таки надеюсь, что он, как и все остальные, выберет нормальное существование.

В голове у меня роились мысли — мысли о боли от ободранных коленях, разбитых сердцах и поломанных костях; мысли о рисках, которым так подвержена живая плоть; мысли о том, через что прохожу я.

Я сомневался, что решение имеет обратную силу. Раз скопировав в компьютер то, что ты собой представляешь, скорее всего, уже нельзя отказаться от этого решения. Если биологическая версия тебя продолжает жить, с момента завершения сканирования ветви жизни расходятся. Позднее нет способа реинтегрировать два существа; это было бы чем-то вроде принуждения идентичных близнецов занять одно и то же тело.

На всех тех шести планетах, которые исследовал корабль Холлуса, не было разумных форм жизни. Возможно, все цивилизации оборвали жизнь биологических существ, как только были созданы электронные. В самом деле, возможно, это единственное имеющее смысл решение, чтобы полностью избавиться от возможности теракта против виртуального мира. Конечно, по крайней мере на Земле есть те, кто никогда добровольно не согласится на загрузку в компьютер — амиши, луддиты и другие. Но их можно было бы отсканировать тайком, поместить в виртуальный мир, неотличимый от того, в котором они живут, — вместо того, чтобы оставлять существ из плоти и крови, чьи потомки могут разрушить компьютеры.

Я задался вопросом, пожалела ли какая-то из этих цивилизаций о своём решении.

Мы с Сюзан легли в постель. В конце концов она погрузилась в сон, а я лежал ни в одном глазу, уставившись в тёмный потолок и завидуя вридам.

Вскоре после того, как мне поставили диагноз, я прошёл несколько кварталов от КМО до главного магазина «Чаптерс» на Блор-стрит, где купил книгу Элизабет Кюблер-Росс «О смерти и умирании». В ней описывались пять стадий отношения к смерти: отрицание и одиночество, гнев, попытки торговаться, депрессия и смирение; по моим подсчётам, сейчас я находился далеко в стадии номер пять, хотя в некоторые дни у меня было чувство, что я навеки завяз на стадии четыре. Тем не менее почти без исключения каждый проходит через эти стадии в той же последовательности. Так разве удивительно, что целые цивилизации проходят через одни и те же стадии?

• Охота и собирательство.

• Сельское хозяйство или животноводство.

• Металлургия.

• Строительство городов.

• Монотеизм.

• Век географических открытий.

• Век разума.

• Атомная энергия.

• Выход в космос.

• Информационная революция.

• Заигрывания с межзвёздными путешествиями.

• А потом, потом... Потом — кое-что ещё.

Будучи дарвинистом, я бессчётное число часов провёл, втолковывая неспециалистам, что у эволюции нет цели, что жизнь — всё разрастающийся кустарник, спектакль всё новых и новых актов приспособленчества.

Но сейчас, возможно, было похоже на то, что цель, окончательный результат, всё же есть.

Конец биологии.

Конец боли.

Конец смерти.

Глубоко внутри — вполне подходящая метафора, взывающая к внутренностям, к биологии и человечности — я был настроен решительно против идеи отказа от телесного существования. Виртуальная реальность — не что иное, как танец якобы с гитарой, но без гитары, только доведённый до абсурда. Моя жизнь имела смысл, потому что она реальна. О, разумеется, я мог бы воспользоваться генератором виртуальной реальности, чтобы поехать на имитацию раскопок, где мог бы найти виртуальные окаменелости, включая даже кардинально меняющие представления о картине событий (например, ну, не знаю... скажем, мог бы найти последовательность, показывающую тысячу пошаговых переходов от одного вида к другому...). Но всё это было бы бесполезным, не имеющим смысла; я был бы просто глайдером, выпустившим «ружьё». Не было бы дрожи в предчувствии открытия — ископаемые останки оказались бы там просто потому, что я захотел , чтобы они там оказались. И они не дали бы абсолютно никаких новых знаний о реальной эволюции. На реальных раскопках я никогда не знаю, что удастся найти — никто заранее не знает. Но, что бы я ни отыскал, оно обязано укладываться в обширную мозаику фактов, полученных Бэкландом, Кювье и Мантелем, Долло, фон Хюне, Коупом, Маршем, Штернбергами, Ламбе, Парком, Эндрюсом, Кольбертом, старым Расселом и молодым Расселом-однофамильцем, Остромом, Дженсеном, Баккером, Хорнером, Вайшампелем, Додсоном, Донгом, Чженом, Серено, Чаттерджи, Кюри и Бретт-Серманом, как и остальными — первооткрывателями или моими современниками. Это реально; это часть одной и той же Вселенной.

Но сейчас, здесь я бы проводил большую часть времени с имитацией, с виртуальной реальностью. Да, где-то был бы настоящий Холлус из плоти и крови, и — да, я когда-то в прошлом с ним даже встречался бы. Но большинство из моих взаимодействий были бы с продуктом работы компьютера, с кибертенями. Погрузиться в искусственный мир так легко, так просто! Да, это очень просто.

Я обнял жену, принимая реальность всем своим существом.

Этой ночью, как и прошлой, как следует выспаться мне не удалось. Усталость, видимо, накопилась. Я пытался — честно пытался — принимать удары судьбы стоически, держаться молодцом. Но сегодня...

Сегодня...

Шёл «золотой час» — тот промежуток времени между началом рабочего дня в 9 утра и открытием музея для публики в 10:00. Мы с Холлусом рассматривали окаменелости со специального стенда сланцев Бёрджесс: Opabinia, Sanctacaris, Wiwaxia, Anomalocaris и Hallucigenia — настолько причудливые формы жизни, что классифицировать их было задачей нетривиальной.

Ископаемые навеяли на меня мысли о посвящённой фауне Бёрджесс книге Стивена Джея Гулда «Удивительная жизнь».