Алла Марковская - Волны. Сэнп

Кэрфи изумленно посмотрел на тоненькую девушку, потом на Гэла. Махнул в их сторону рукой и обижено сел у противоположной стены.

Дверь бесшумно отворилась.

Кэрфи подобрал ноги.

Вошел Ларсард, он уже успел восстановить свое лицо и теперь мог безболезненно улыбаться.

Кэрфи кинулся на вампира стремительной молнией. Но Ларсарда на пути полета Кэрфи не оказалось, зато там возникли три огромных аросца. Послышались глухие удары, крики и беспомощное рычание, снова глухие удары, слабый стон и тишина. Аросцы со всей силы бросили Кэрфи на стену, по которой тот сполз, и застыл, пытаясь дышать, ногу ему таки сломали…

Ларсард тем временем вежливо сказал Гэлу:

— Тебя хочет видеть Зэрон.

— Опять? — Удивился Гэл. Поднялся, держась за стену. Почувствовал, как кровь стынет в жилах — плохо, Зэрон лишал его сил.

Маленький Айрэ мертвой хваткой прирос к ноге калтокийца, стонал Кэрфи и плакала Эннэ…

Ларсард приказал:

— Пит, Кон, помогите гостю. Девушка, хватит плакать, забери ребенка. Смелее, Пит — зверь сейчас не кусается. А, наручники нужны.

В руке третьего громилы Гэл увидел киридовые наручники со штырями, удивился:

— Эти?.. Он меня еще и боится?..

В большой каюте с иллюминатором во всю стену, в мягком большом кресле сидел Зэрон, красивый, высокий, широкоплечий молодой мужчина с длинными пепельными волосами, затянутыми в хвост. Белокожий, изысканный, серьезный, в сером строгом костюме. Куртка расстегнута, под курткой — черная рубашка из тонкого натурального шелка. На ногах высокие армейские ботинки не с ультрамодными удобными магнитными застежками, а по старинке, на простых шнурках.

Аросцы посадили калтокийца в кресло напротив Зэрона. Гэл очень аккуратно держал руки, под темным металлом наручников запеклась надолго «остывшая» по воле Зэрона кровь. Зэрон молчал. Гэл посмотрел в большой иллюминатор, где в медленном ритме вращались разноцветные спирали туманностей.

Корабль проходил сквозь подпространственный канал, здесь все цвета спектра яркие, чистые, изменчивые. Но интенсивность преобладающего холодного цвета говорила об отдаленности корабля от центра галактики. Зэрон ответил молчаливому вопросу:

— Да, мы летим в тридцать шестую галактику, на планету Сэнп, — и неожиданно предложил. — Вина хочешь? Оно тебя согреет.

— Что-нибудь покрепче есть? — Гэл подтянул под себя ноги. Руки прижал к телу, — тебе не с кем было выпить?

— Равных нет, — улыбнулся Зэрон, и приказал принести бэркга.

— Хорошо, выпьем… На равных.

— И поговорим, — улыбнулся Зэрон

— Поговорим… — согласился Гэл.

— Как ты смотришь на то, чтобы вернуть мне мой статус маоронга?

Гэл удивленно посмотрел на Зэрона.

Робот-стюард принес графин с беркгом и две хрустальных рюмки. Разлил напиток, раздал рюмки Гэл зажал хрустальную рюмку в ладонях. Понял, что дрожит и не от холода. Выпил бэркг до дна, кирид тонко тревожно зазвенел, как погребальный колокольчик. Но дрожь прошла.

— Нет, не торопись, мне не нужен твой ответ, — продолжал Зэрон, — сам знаешь, ты выполнишь все, что я от тебя потребую.

Стюарт вновь налил в рюмки бэркга.

— За тебя, — с насмешкой сказал Зэрон, и отпил глоток.

Гэл молча выпил вторую рюмку до дна. Голова закружилась.

— Я высажу тебя на Сэнпе, чтобы ты не вздумал прятаться за Рэтолатосом или бежать в Пустоту. Когда ты немного востановишься, я тебя заберу, и ты вернешь мне силу творца.

Стюарт вновь наполнил рюмку. Гэл выпил, не задумываясь, и рассмеялся.

— Считаешь, я не должен требовать то, что ты у меня отобрал? — спросил Зэрон.

— Тебе не нужен мой ответ, — горько ухмыльнулся Гэл, — я дал, я взял… ты требуешь назад…

Зэрон смотрел на Гэла с тоской, болью, любовью и ненавистью. Велел стюарду вновь налить бэркга в рюмки. Хотел выпить, как Гэл, залпом и до дна, но сдержался, не решился выказывать чувства. Гэл сидел, зажав рюмку в ладонях, смотрел вперед себя невидящим взглядом, больше не улыбался, сил не было улыбаться, чувствовал, как стены давят на него, как и Мир, который он создал, как и те, кого он создал. Нет, к Зэрону он не чувствовал ненависти, только ребенок может ненавидеть собственное отражение, Гэл перестал быть таким ребенком, когда осознал что Зэрон — его создание. А значит, все то, что есть в Зэроне, есть и в нем, в Гэле. Только от такого знания становилось совсем безисходно. Выпил бэркг, поставил рюмку на пол у кресла, и вжался в мягкую спинку, обхватив колени закованными руками. Застыл. Оцепенел.

Зэрон хотел поговорить с Гэлом, объяснить, почему он должен действовать именно так, и такими методами, но все, что он мог сказать, звучало бы как оправдание. Зэрон не собирался оправдываться. Как бы он хотел, чтобы все было иначе, хотел видеть в своем создателе мудрого, доброго отца. Но Гэл не годился на такую роль. Наоборот, Гэла нужно было контролировать и держать, чтобы тот вновь не сорвался. Зэрон, задыхаясь от тоски, безысходности и ярости, встал и поспешно ушел. Не хотел вспоминать, что те беды, которые натворил Гэл, спровоцировал он сам.

Аросцы помогли Гэлу встать и проводили в каюту.

Люк открылся. Кэрфи вышел на трап, вдохнул немыслимо свежий морозный воздух, его ослепило ярко-холодное зимнее «солнце» и белый искрящийся снег, он едва не упал, когда сильная рука аросца Пита столкнула его с трапа, приговаривая, смеясь:

— Иди, иди. Че стал? Не задерживайся…

Второй, которого звали Кон, учтиво, не без боязни вывел под локоть закованного в наручники Гэла, посмеялся над халкейцем. Кэрфи оглянулся, злобно сверкая глазами, и вызвал у огромных пиратов новый прилив необъяснимого хохота. Шутили аросцы на родном языке, совершенно непонятном для Кэрфи, но понятном для Гэла, и Гэл едва сдержал улыбку, услыхав очень удачную шутку, характеризующую Кэрфи как безумного и глупого теленка. Смешна была не шутка, комичен был фольклор ароского языка. Кэрфи увидел эту слабую улыбку и обиделся на нодийца, гордо поднял грязный, породистый подбородок и застыл как статуя. Подумал, что в легких туфлях да тонкой курточке из пластика он здесь замерзнет, а он еще не знал, может он замерзнуть, или нет.

Вокруг ровно заснеженная поверхность, редкие черные рощи, то тут, то там, как шипы прогта9. Вдалеке — темные громады скал, и нет даже намека на присутствие человека. Кэрфи затравленно оглянулся на Гэла. Нодиец в рваном белом свитере, в тонких полотняных черных штанах, босой, казался совершенно спокойным.

Ларсард, кутаясь в подбитый мехом темно-коричневый, замшевый плащ, сошел на снег, белый, как его волосы. Он самодовольно улыбался, будто и вправду спасал Мир. Гэл оглянулся, спросил вампира:

— Где мой сын?

— Не волнуйся, — взмахнул руками вампир, — его одевают в теплую одежду.