Ховард Уолдроп - Гадкие цыплята

Как-то раз, еще когда я только начинал увлекаться орнитологией (после того, как перестал охотиться на птиц с духовым ружьем, но прежде, чем получил специальное образование), я сел и подсчитал, где оказались все известные истории дронты.

Судьба первых двух, что прибыли с ван Некем, нам уже известна. Еще один жил в 1600 году в парке графа Солмса. Исторические документы упоминают „еще одного в Италии, одного в Германии, несколько штук в Англии и восемь или девять в Голландии“. Биллем ван Хоорн знал об „одном, привезенном в Европу в 1640 году, и еще об одном — в 1685-м“. Про последнего из них он писал, что тот „также зарисован голландским художником“. Еще про двух сообщалось, что они „содержатся при дворе правителя Индии“. Один из этих дронтов, возможно, и изображен на индийской миниатюре. Даже при неравнодушном подсчете, считая, что „несколько“ — это как минимум три, получается всего двадцать дронтов.

А должно быть гораздо больше, если их в свое время загоняли на корабли десятками.

Что же мы знаем о дронтовых? Несколько судовых журналов да кое-какие отчеты, составленные путешественниками и колонистами… Весьма интересовала эта птица англичан. Сэр Хеймон Лестрейндж писал о том, что видел в клетке „додара с острова Маврикий… Будучи столь больших размеров, он не способен летать“. Когда птица умерла, из нее сделали чучело, которое хранилось в Оксфорде, но через некоторое время оно пришло в негодность, и его сожгли, оставив только одну лапу и голову.

Франсуа Лега, гугенот, проживший на Реюньоне несколько лет, написал отчет о своих путешествиях, в котором упоминал, в частности, и дронтов. Отчет был опубликован в 1708 году (когда дронты острова Маврикий уже исчезли) и содержал информацию о том, что „некоторые мужские особи достигают веса в сорок пять фунтов…“

В 1761 году Маскаренские острова посетил аббат Пингре. Он застал последних пустынников на Родригесе и собрал информацию о птицах, обитавших на Маврикии и Реюньоне.

После этого остались лишь мемуары колонистов да научные споры относительно того, куда именно в таксономической схеме должны относиться Raphidae: одни утверждали, что к голубиным, другие — к пастушковым. Но вскоре даже эти мелочные споры утихли. О дронтах забыли.

И когда Льюис Кэролл написал в 1865 году „Алису в стране чудес“, читатели решили, что дронтов придумал он».

На заправочной станции, откуда я звонил, творилось бог знает что. Дверной колокольчик звякал и брякал непрерывно, и я едва расслышал ответ, когда все же дозвонился.

Ответил мне тип по фамилии Селведж, с которым я долго не мог найти общего языка. Сначала он принял меня за агента по продаже недвижимости, затем за адвоката. Еще через некоторое время он решил, что я просто мошенник. Только с большим трудом удалось узнать от него: мисс Анни Мэй Гаджер (подруга детства Джолин Джимсон) стала теперь (и уже давно) уважаемой мисс Анни Мэй Радвин, а этот тип Селведж ошивался у нее в качестве то ли секретаря, то ли приживалы.

Но вот в трубке что-то щелкнуло.

— Молодой человек, вы утверждаете, что разговаривали с некой Джолин? — задал вопрос. Это был голос пожилой женщины, южный и очень чистый. — Вы имеете в виду Джолин Смит?

— Да! Мисс Радвин, ведь вы — мисс Анни Мэй Радвин и раньше носили фамилию Гаджер? Я разговаривал с Джолин Смит — теперь она стала Джолин Джимсон, — которая прежде жила в Водяной долине в штате Миссисипи…

— Молодой человек, — снова обратился ко мне женский голос, — вы уверены, что вас направила сюда не моя противная сестра Альма?

— Кто? Нет, мадам. Я встретил женщину по имени Джолин…

— Я хотела бы поговорить с вами, молодой человек, — наконец-то услышал я. Потом голос добавил небрежно: — Селведж, объясните молодому человеку, как ему доехать.

Дом мисс Радвин оказался большим красивым особняком. За сорок лет — от хижины на склоне холма в штате Миссисипи до вот такого… Есть разные способы достичь успеха, и я невольно задумался над тем, как именно Анни Мэй Гаджер добилась этого. Удача? Вероломство? Вмешательство свыше? Напряженный труд? Судебные тяжбы?

Селведж провел меня в залитую солнцем комнату. Вся мебель в доме была изготовлена где-то между началом века и пятидесятыми годами — у таких вещей словно нет возраста. Они никогда не выглядят очень хорошо, никогда не выглядят слишком плохо, и каждый стул обязательно удобен.

Ко мне вышла очаровательная леди в зеленом брючном костюме. Ей было за шестьдесят. Пшеничного цвета волосы, причем я решил, это их естественный цвет. Голубые глаза, как у моей учительницы в первом классе. Ей удалось сохранить стройность и гибкость, и вообще выглядела она так, будто слово «полнота» в ее словарном запасе отсутствовало.

— Доброе утро, мистер Линдберл. — Хозяйка особняка поздоровалась со мной за руку. — Хотите кофе? Судя по вашему виду, кофе вам совсем не повредит.

— Да, благодарю вас.

После того как я проглотил полчашки кофе одним глотком, хозяйка произнесла:

— То, из-за чего вы хотели меня увидеть, должно быть, очень важное дело…

— Прошу прощения за ранний визит, — сказал я. — Я — аспирант Техасского университета и специализируюсь по биологии. Еще точнее, я орнитолог. И сейчас работаю над диссертацией. Два дня назад я встретился с мисс Джолин Джимсон…

— Как она? Я не видела ее — о, боже! — должно быть, лет пятьдесят. Как бежит время!

— Похоже, она в порядке. Но я разговаривал с ней только полчаса или около того… э-э-э, о тех птицах, что ваша семья держала на ферме, когда вы все жили в Водяной долине.

Мисс Радвин пристально взглянула на меня, потом улыбнулась:

— Вы имеете в виду «гадких цыплят»?

Я тоже заулыбался и даже чуть не рассмеялся от радости, потому что возлюбил эту пожилую леди.

Отменив все другие дела, Анни Мэй Гаджер рассказывала почти четыре часа, отвечала на мои вопросы, посвятила меня в историю своего семейства.

Ее дедушка Гаджер служил некогда надсмотрщиком на плантации полковника Крисби неподалеку от Мак-Кома в штате Миссисипи. Сам полковник Крисби был наследником семьи мореплавателей, занимавшихся торговлей ливанским кедром и египетским хлопком. А также чаем, специями и вообще всем тем, что сулило прибыли и попадалось под руку.

Когда дед полковника Крисби достиг совершеннолетия в 1802 году, он распрощался со штатом Южная Каролина и двинулся на запад, в леса. Вскоре у него родился сын, будущий отец полковника Крисби, который позже распорядился перевезти из Южной Каролины на новое место все, чем владел отец: рабов, фургоны, лошадей, скот, цесарок, павлинов и дронтов. Последних все принимали за каких-то невероятно уродливых домашних птиц, которых один из дядюшек-мореходов купил у французского купца еще в 1721 году. (Я полагаю, что это были белые дронты с острова Реюньон, если только их не вывезли немного раньше. Дронты с острова Маврикий к тому времени уже вымерли.)