Евгений Квардаков - Тиадар

Он взял ее под руку, совсем как тогда, в гидропонном саду. Да… как же можно забыть еще кое-что…

— Кстати, я заходил домой и забрал оттуда твои голографии, — прищурившись сообщил шитвани. — Они на столе лежат. Забери их.

Лина протянула руку к небольшим безжизненным пластиночкам, над которыми пока не было никакого изображения. Перебирая каждую из них, она вспомнила все те моменты, что на них изображены, с особой любовью проведя пальцами по гладкой поверхности самой старой пластинки, которую подарили ей отец и мать на первое ее день рождения.

— Ох, спасибо, Вики… ты просто прелесть… — она поцеловала его в темный нос, одновременно пряча голографии в карман комбинезона. — Кто знает, уцелел ли наш дом сейчас. спасибо, что сохранил их.

Он потянул ее вперед и она, обняв его за распушившиеся плечи пошла следом, прочь из темной комнаты, туда, где гремела неутихающая канонада продолжавшегося сражения.

Танки били по зданию университета прямой наводкой, оставив на месте громадного комплекса лишь обезображенный остов. Подошедшая из пригородов еще одна колонна развернулась на соседней площади, кромсая почерневшие и оплавленные руины залпами лучеметов. Отряды повстанцев уже просочились в здание, но так и не смогли пройти во внутренние помещения, где их встречал плотный огонь укрепившихся а подвале полицейских. Дойл помнил как они отходили, оставляя внешние огневые точки тогда, когда держаться стало уже невозможно. Вокруг стоял грохот, в воздухе висела гарь, рушились перекрытия и балки, а по связи звучал спокойный голос Лейнера:

— Всем передислоцироваться в подвальное помещение. Не губим себя понапрасну. Нечего мне тут геройствовать.

Недавно погиб Армен. Дойл так и не успел помочь ему, когда выстрел лучемета пробил брешь в переборках и стене, обрушив на полицейского почти весь верхний этаж. Холл горел, подойти было невозможно, и заваленный плитами старый солдат продолжал отстреливаться до тех пор, пока в завал не попала термобарическая ракета, превратившая и его и нагромождение исковерканных обломков в оплавленную черную массу. В подвал спустился каждый третий, и их осталось всего чуть больше десятка. Сидя тут, в дыму и копоти они отстреливались от прущих по всем лестницам мятежников, завалив коридоры мертвецами. Однако, даже самый несведущий в стратегии человек мог сказать точно, что сражение было проиграно еще до его начала.

Поэтому когда стрельба вдруг прекратилась, все замерли в ожидании. Повисла тяжелая, напряженная тишина, в которой, казалось, даже из-под шлема было слышно дыхание соседа.

— Ну и дальше-то, что? — задал вопрос без ответа Лейнер. — Вот так вот возьмем и разойдемся?

Дойл вспомнил, что еще в военной академии говорили, будто такие минуты давят на психику тяжелее всего. Ты жертва, загнанная в угол, и бездействие охотника вынуждает не просто быть во внимании, оно обессиливает морально. Чем дольше тянется неизвестность, тем тяжелее ее переносить.

— Может я попробую наружу выйти? — предложил Майкл. — Я быстро, туда и обратно.

— Нет, — безапелляционно ответил Лейнер. — Если уж и пойдем, то все вместе.

— Тогда решай, — отозвался Дойл, пользуясь случаем и перезаряжая гаусс-установку.

Лейнер думал недолго.

— Так, ребята, собрались в группу, прикрываем друг друга. Вперед!

Они мерили метры грохотом тяжелых шагов, готовые испепелить все, что встанет у них на пути. Шли плотным строем, топча вповалку лежавших в коридорах мертвых мятежников, сначала по внутренней лестнице, а потом выбравшись наружу, к пепельно-серому свету.

Площадь, заваленная трупами и заставленная сожженной техникой пустела. Танки повстанцев стремительно разворачивались, отступая на север, а с юга, от Старого Города уже нарастал рев гравиодвигателей армейских экзоподов. Когда первые шестиметровые гусеничные чудовища появились на площади, давя как скорлупки брошенную технику, По группе выживших полицейских пронесся радостно-облегченный вздох. Они победили…

Растянувшись цепью они парили над крышами домов, защищенные термооптическими щитами и искажающим полем. Внизу суетились люди и биодроны, с высоты казавшиеся крохотными цветными точками на черной и гладкой поверхности визоров.

— Седьмой, в зоне три объекта, — голос, доносившийся из коммутатора, был искажен системами связи и походил на металлический скрежет. — Работаем.

Он поднял капсульное волновое ружье, бившее на порядок мощнее и точнее обычного армейского и разгонявшее пулю почти до ста звуковых скоростей благодаря длинному, двухметровому стволу с магнитными ускорителями. В прицеле, который самостоятельно нацелился на тепло живых тел показались три бойца сопротивления, спрятавшиеся за углом дома, от которого осталась одна единственная стена. Компьютер шлема показал, что самого дальнего взял на себя Третий, того, кто присел, держа в руках автомат Шестой, а ему достался тот, кто посередине.

Он плавно нажал на гашетку, винтовка в руках чуть дернулась, силовой амортизатор поглотил отдачу полностью, перенаправив ее силу обратным потоком на вылетевший из ствола заряд. Выстрелы, абсолютно бесшумные, без грохота и пламени, произошли одновременно, как по команде. Цель, которую он для себя определил на секунду замерла и рухнула, сползая по стене дома. Удар пули со смещенным гравиоцентром разорвал шлем и голову в клочья, оставив лишь кусок нижней челюсти.

— Препятствие устранено, — сообщил он по связи. — Зона чиста, следуем дальше…

…- Мама… да, у меня все в порядке… Я нашла Вика. Мы вместе с ним уходим в пещеры, — сбивающимся голосом тараторила Лина. — Что папа? Недоволен? Да пошел он к черту. Если бы не его упрямство, вообще ничего не случилось бы. Это он отправил тогда Вика на работы. Нет, нет, я обещаю… даже клянусь поддерживать связь. Ага… хорошо.

Лина радостно взвизгнув, бросилась на Вика и обняла его.

— Пошли. Мама в курсе и обещала поговорить с отцом.

Шитвани посмотрел на нее мягким и ласковым взглядом, увы, единственного оставшегося глаза.

— Я рад, Лин. Рад, что снова будем вместе. Теперь действительно пора уходить. Мы итак последние…

— Знаешь, Вик, в первые мгновения, увидев тебя я не поверила в то, что это действительно ты, — тихо призналась она. — Но сейчас опасения развеялись.

— Лина, после того, что со мной произошло, у меня было два выхода. Или сдаться, или идти дальше, не зная, куда меня выведет этот путь, — в тон ей ответил шитвани. — Я выбрал второе, потому что за первым последовала бы смерть. А для этого пришлось измениться. Стать другим. Для всех, но не для тебя. Я не знаю, быть может и эта дорога приведет к смерти, но сейчас по крайней мере есть хоть какой-то просвет.