А. Е. Ван Вогт - Пришельцы с небес

Ни на одной из металлических поверхностей не было видимых следов коррозии. Я не смог понять, что это за сплав, и спросил об этом Рула, но он лишь печально улыбнулся в ответ.

— Знаниями овладевают, — сказал он, — лишь затем, чтобы вновь их утратить. Даже мы, в Шандакоре, забыли.

Почти все марсианские народы обрабатывают металл. У них к этому особый талант, а поскольку они никогда не были и, по-видимому, не будут технической цивилизацией вроде той, что сложилась у нас, на Земле, они находят металлу такие применения, какие бы нам и в голову не пришли.

Но сооружение, которое я видел перед собой, было вершиной искусства металлообработки. А когда я осмотрел нижнюю часть машины — маленькую, очень простенькую силовую установку и систему передачи вращения с гораздо меньшим количеством движущихся частей, чем это, на мой взгляд, возможно, я проникся еще большим уважением к ее создателям.

— Сколько же ей лет?

И опять Рул покачал головой:

— Первой записи о ежегодном Посещении Призраков уже несколько тысячелетий, но это было не первое Посещение.

Он жестом показал мне, чтобы я поднялся по лесенке вслед за ним, и строго приказал Дуани оставаться внизу. Впрочем, она не послушалась.

Наверху была открытая огороженная платформа, прямо над которой и висел огромный шар с непонятными светящимися кристаллами. Под ногами у нас лежал яркий многоцветный ковер Шандакора, а на темных склонах долины расположилась многоплеменная армия — они ждали, когда погаснет свет.

— Когда не останется никого, чтобы следить за машиной, она остановится сама, и люди, которые ненавидели нас так долго, войдут в Шандакор и возьмут себе все, что хотят. Только страх сдерживает их все это время. Богатства всего мира стекались к нашему городу…

Рул посмотрел на шар.

— Да, — сказал он. — Мы владели знанием. У нас, наверное, было больше знаний, чем у всех народов Марса, вместе взятых.

— Но вы ими не поделились.

Рул улыбнулся:

— А ты отдал бы детям оружие, которым они могут тебя уничтожить? Мы подарили людям более совершенные плуги и более яркие краски. Когда они изобретали свои машины, мы не препятствовали им. Но мы не стали искушать людей грузом чуждых знаний. Им вполне хватает мечей и копий — и удовольствия от битвы больше, и убитых меньше. Да и мир остался цел.

— А вы — как вы воевали?

— Мы защищали свой город. У людских племен нет ничего, чему мы могли бы позавидовать, поэтому нам незачем было на них нападать. А когда нападали они, мы побеждали.

Рул помолчал.

— Другие древние расы оказались более глупыми — или менее удачливыми. Они погибли давным-давно.

Он снова заговорил о машине:

— Она получает энергию прямо от солнца. Часть солнечной энергии преобразуется в свет и сохраняется внутри Шара. Другая часть передается вниз и используется для вращения оси.

— Что, если Шар остановится, пока мы все еще живы? — спросила Дуани. Она вздрогнула, глядя вниз, на освещенные улицы.

— Не остановится — если землянин хочет жить.

— А чего я добьюсь, если остановлю его? — спросил я.

— Ничего. Именно поэтому я тебе доверяю. Пока Шар вращается, варвары не доберутся до тебя. А когда мы уйдем, у тебя будет ключ к богатствам Шандакора.

Рул не сказал, как же я выберусь отсюда со всем этим богатством. Он снова указал мне на лестницу, но я спросил:

— А что такое Шар, Рул? Как он создает… Призраков?

Он нахмурился:

— Боюсь, то, что я могу рассказать тебе, — не истинное знание, а всего лишь предание. Наши мудрецы глубоко проникли в тайну природы света. Они узнали, что свет оказывает определенное влияние на твердую материю, и решили, что в силу этого эффекта камень, металл и кристаллические структуры должны сохранять «память» о том, что когда-то «видели». Почему это так, я не знаю.

Я не сделал попытки объяснить ему, что такое квантовая теория и фотоэффект, не стал рассказывать об опытах Эйнштейна, Милликена и их последователей. Во-первых, я сам в этом плохо разбираюсь, а во-вторых, в древнемарсианском языке отсутствует необходимая терминология. Я только сказал:

— Мудрецы моего мира тоже знают, что свет, падая на поверхность, выбивает из нее маленькие частицы.

Я начал понимать, в чем тут дело. В электронной структуре металла «записаны» световые картинки, так же как на пластинках, которые мы изготовляем, записан звук, и нужно лишь подобрать правильную «иголку», чтобы прочитать эту запись.

— Они изготовили Шар, — сказал Рул. — Я не знаю, сколько поколений трудилось над ним, не знаю, сколько было проведено неудачных опытов. Но им удалось найти невидимый свет, который заставляет камни отдать свои воспоминания.

Иначе говоря, они нашли свою иголку. У меня не было способа узнать длины волн света, испускаемого кристаллами Шара. Но там, где этот свет падал на каменные стены и мостовые Шандакора, появлялись запечатленные в камнях образы — так считывающая игла может извлечь целую симфонию из маленького диска.

Интересно, как им удалось достичь выборочности и последовательности образов. Рул сказал что-то на тему о том, что «воспоминания» имеют разную глубину. Может, он имел в виду глубину проникновения. Камням Шандакора было уже много веков, верхние слои, должно быть, истерлись, и ранние «записи» могли перемешаться или превратиться в едва различимые обрывки.

Возможно, сканирующие лучи разделяли перекрывающиеся изображения по этой ничтожной разнице в их глубине… Как бы там ни было, призраки золотого прошлого бродили по улицам Шандакора, а последние представители его народа спокойно ждали смерти, вспоминая былую славу.

Рул снова отвел меня вниз и показал, в чем состоит моя задача — что и как смазывать какой-то странной смазкой и как следить за силовыми кабелями. Я должен был находиться около машины большую часть своего времени, но не постоянно. В свободное время Дуани могла брать меня с собой, куда пожелает.

Старик ушел. Дуани прислонилась к балке и рассматривала меня с живым интересом.

— Как тебя звать? — спросила она.

— Джон Росс.

— Джонросс, — повторила девочка и улыбнулась. Она обошла вокруг меня, прикасаясь то к моим волосам, то к рукам и груди, радуясь как ребенок, когда обнаруживала очередное отличие между ней самой и тем, что мы зовем человеком.

И потекли дни моего плена.

И были дни и ночи, скудная пища и еще меньше воды. И была Дуани. И был Шандакор.

Страх я потерял. Доживу я до того, чтобы занять свое вожделенное Кресло, или нет, в любом случае здесь было на что посмотреть. Дуани была моей постоянной спутницей. Я с уважением относился к своим обязанностям — еще бы, ведь от этого зависела моя шея! — но оставалось время и для того, чтобы просто побродить по улицам, поглядеть на пышный карнавал жизни, которой не было, и почувствовать тишину и запустение, столь ужасающе реальные.