Фриц Лейбер - Мрак, сомкнись

— Счастливой охоты! Прошу прощения, господин профессор, — закончил невысокий мужчина и сел.

Прежде чем Бородач смог говорить дальше, он должен был принять вызов, брошенный ему плечистым мужчиной, который сидел, деревянно выпрямившись, со сложенными руками. Марго прозвала его Дылдой.

— Господин профессор, вы рассказали нам множество интересных сказочек, — начал Дылда, — однако они касаются того, как люди воображают себе летающие тарелки. То, что этим интересовался Юнг, не означает, что я тоже должен этим интересоваться. Меня привлекают настоящие летающие тарелки, такие, как та, на которой я летал и с экипажем которой разговаривал.

Пол сразу почувствовал себя значительно лучше. Эти люди наконец-то начинают вести себя так, как и должны вести себя обычные фанатики.

Высказывание Дылды несколько сбило Бородача с толку.

— Мне очень жаль, что у вас создалось такое впечатление, — начал он. — Как мне казалось, я ясно выразился…

Он не успел закончить. Лысый поднял голову и, словно желая сказать: «Оставь мне этого типа» — положил руку на плечо Бородача. Женщина в тюрбане посмотрела на знатока зеленых человечков и слегка улыбнулась. Лысый двинулся вперед и наклонил свой сверкающий череп и поблескивающие очки в сторону Дылды, словно имел дело с интересным энтомологическим экземпляром.

— Прошу прощения, — холодно начал он, — вы, кажется, также утверждали, что побывали на других планетах, не известных астрономам?

— Да, это так, — важно кивнул Дылда и выпрямился еще на два сантиметра.

— А где эти планеты находятся?

— Они… существуют! — ответил мужчина. — Настоящие планеты не позволяют, чтобы ими управляла банда астрономов, — добавил он, что вызвало смех у собравшихся членов симпозиума.

Лысый, не обращая на это никакого внимания, спросил:

— Эти планеты находятся на границе мира, или, может быть, являются планетами какой-то звезды, отдаленной на много световых лет? — Он говорил теперь вежливо, и толстые стекла очков добродушно поблескивали.

— Да нет же, — ответил Дылда. — На Арлетте я был неделю тому назад а путешествие продолжалось только два дня.

Лысый не давал увести себя от темы:

— Может быть, это маленькие планету, которые постоянно скрываются за Солнцем, Луной или Юпитером, так, как люди за деревьями в лесу?

— Нет, это не маленькие планеты, — заверил его Дылда. Он снова распрямил плечи, но чувствовалось, что он теряет уверенность. — Они не прячутся ни за чьей юбкой, о, нет. Они попросту существуют. И они вовсе не маленькие, они не меньше Земли. Я посетил уже шесть таких планет.

— Гм-гм, — откашлялся Лысый. — У вас, может быть, они скрыты в подпространстве и показываются только иногда, к примеру тогда, когда вы к ним приближаетесь?

Слушатели вознаградили Лысого аплодисментами. Но он и на этот раз не обратил на это никакого внимания.

— Вы скептик! — с упреком произнес Дылда. — И, вдобавок, теоретик. Я говорю вам, что эти планеты просто существуют.

— Коль скоро они существуют, — мягко, но решительно настаивал Лысый, — то почему мы их не видим?

Он триумфальным движением откинул голову, хотя, вероятно, только потому, что у него с носа сползли очки.

Наступила тишина.

— Да, вы скептик, — кивнул головой Дылда. — Было бы лишней потерей времени объяснять вам, что некоторые планеты невидимы благодаря специальным экранам, которые искривляют свет звезд. Я не буду больше с вами дискутировать на эту тему.

— Я хотел бы, чтобы меня все хорошо поняли, — резко произнес Лысый, обращаясь к собравшимся. — Я готов выслушать любую, хотя бы и невероятную, фантастическую теорию, даже если кто-то утверждает, что неизвестная планета таится где-то в нашей солнечной системе. Но я хочу услышать какое-то рациональное объяснение, хотя бы такое, что планета существует в подпространстве. Чарльзу Фулби, — тут он указал на Дылду, — надо отдать должное за его идею о экранах.

Лысый сел, победно сопя. Низенький мужчина, сидящий рядом с Рагнароком, воспользовался случаем, сорвался с кресла и воскликнул:

— Осталось только десять минут, господа! Я осознаю, что эта дискуссия — очень захватывающая, но прошу продолжить наблюдение за небом. Следует помнить, что нас прежде всего интересуют летающие тарелки. Летающие планеты, несомненно, тоже интересны, но если бы нам всем, собравшимся на этом симпозиуме, удалось увидеть хотя бы махонькую летающую тарелку, то это был бы настоящий успех. Успех всего нашего общества. Благодарю.

На плоскогорье, недалеко от Гор Суеверий, Аса Голкомб подавал сигналы фонариком в сторону городка. В конце концов, нужно было что-то предпринять для своего спасения. Измученный этим усилием, он снова посмотрел на звезды, при полном затмении сверкающие, словно алмазы, и без особого труда узнал отдельные созвездия. Он засмотрелся на погруженную в тень Земли Луну, которая находилась значительно ближе к звездам и выглядела, словно прекрасная эмблема индейцев хопи, выкованная из почерневшего от старости серебра. На неизменном ночном небе всегда можно открыть нечто такое, чего ты ранее не заметил. Он мог бы лежать здесь, наблюдая за этим небом, целую ночь, и это бы ему не надоело. Но он становился все слабее, а скала, на которой он лежал, делалась холоднее и холоднее.

Пепе Мартинец и Большой Бенди поднялись с подушек и нетвердыми шагами подошли к грязной кирпичной стенке, окружающей крышу дома. Движением руки Пепе указал на Луну:

— Еще раз затянулась и. — цуф! Вознесусь! Как когда-то Джон Картер на Марс, — произнес он.

— Не забудь о скафандре, — посоветовал ему Большой.

— Один раз, но только глубоко я затянусь этой самокруткой, и этого вполне хватит, — вздохнул Пепе. — Да, совершенно как на витрине ювелирной лавки, ты не находишь? — спросил он, указывая на звезды.

— Нет! Это мотоциклы, старик, мотоциклы с бриллиантовыми фарами. Они мчатся во все стороны света! — закричал Большой.

Араб, который продолжал сидеть на подушке перед палаткой, цедил мускат из тонкой ликерной рюмки.

— А ночь вас не восхищает, дорогие мои? — поинтересовался он.

— Она прекрасна, — согласился Большой.

Луна продолжала путешествовать через холодную, молчаливую тень Земли с собственной, всегда одинаковой скоростью в шестьдесят петь километров в минуту. Это пространство было также необратимо, как просачивание крови в грудную клетку Асы Голкомба, как беспокойное кружение сперматозоидов Джейка Лешера, как адреналин, выделяемый надпочечной железой дона Гильермо, как расщепление атомов, приводящих в движение двигатели трансатлантического лайнера «Принц Чарльз», как телевизионные волны, несущие изображение глубоко под землей Спайку Стивенсу, как прием и отбрасывание внешних раздражителей мозгом погруженного в сон Вольфа Лонера в ритме того, что мореход называл психическим равновесием.