Брайан Олдисс - Клуб любителей фантастики, 1974–1975

Вдруг социолога осенило: а что, если посмотреть на часы? Оказалось, красная стрелка сдвинулась на маленькую, но вполне заметную долю окружности.

Прошло больше года. Чезарини стукнуло тридцать пять, и он решил жениться на миловидной и богатой девушке.

За день до свадьбы, на приеме у родителей невесты, наблюдая, как ведет себя девушка, Чезарини пришел к выводу, что она безнадежно глупа, и пожелал, чтобы свадьба не состоялась.

Вернувшись домой, он обнаружил у себя на столе конверт. В нем находились настолько любопытные сведения о невесте, что скандал становился неизбежным.

Чезарини не был излишне щепетилен в вопросах морали и согласился замять скандал за приличную сумму. И вновь красная стрелка передвинулась по циферблату.

Бывали и другие подобные случаи, о которых он мне рассказывал, был ряд и таких, о которых он умалчивал. Все они характеризовались тем, что в них не было ничего сверхъестественного или даже просто странного.

Шли годы. Мой друг всерьез занялся политикой, неоднократно влезал в разные рискованные авантюры и всегда выходил сухим из воды. И казалось, невероятное везение не только не радует его, но, напротив, беспокоит. У меня сложилось впечатление, что он жутко боится, что лимит его отсроченного времени истекает и близится срок расплаты.

Наконец грянул гром.

Чезарини не оставил науки, и его книги всегда были сенсационны: он имел доступ к источникам всей необходимой информации. На сенсации-то он и погорел: в одной статье он невольно разгласил сведения о платежеспособности нашего государства. Началось следствие, выяснилось, что Чезарини получил взятку от фирмы «Люпусэст» и что ему грозят несколько лет тюремного заключения. Когда я зашел к нему за несколько дней до суда, он показал мне часы, на которых подвижная красная стрелка совместилась с неподвижной черной, и сказал:

— По-моему, тот тип говорил правду — эта штуковина больше не действует. Но я боюсь не тюрьмы, а того, что эта неудача лишь первая в цепи тех несчастий и бед, которые я откладывал в течение почти двадцати лет. И я боюсь, что теперь они все сразу обрушатся на меня.

Я принялся разубеждать его, доказывая, что он никогда не мог быть уверен в том, что его удачи — следствие действия механизма, а не собственной его необыкновенной везучести. И потом, если даже допустить, что неблагоприятные события действительно откладывались, то за время, прошедшее с момента отсрочки, они могли, как говорил пришелец, превратиться и в более благоприятные…

— Так же как и в менее благоприятные, — угрюмо перебил Чезарини.

В принципе он был прав, и я не стал ему возражать. Покинул его я с неспокойной душой.

Беспокойство мое не было беспочвенным — на следующий день я узнал, что Чезарини застрелился.

Буркнич замолчал и достал новую сигарету.

— Если вы нас не дурачите, Стефано, остается предположить, что ваш друг был редким счастливчиком, а всю эту историю с часами вы выдумали шутки ради, — сказал Мериди.

Вместо ответа Буркнич вынул из кармана какой-то предмет.

— Я получил это по почте через три дня после его смерти.

Часы пошли по рукам и в конце концов вернулись к владельцу.

— Вы пробовали… пользоваться ими? — осторожно осведомился Мериди.

— Да. Результаты те же, что и у Чезарини.

— А как вы думаете, Стефано, что будет, если какое-то время использовать эту штуку, а потом передать другому лицу?

— А что должно измениться? Время течет независимо от того, есть у вас часы или нет.

— А вы не могли бы продемонстрировать нам их действие? Если это возможно, — спросил Боско.

Буркнич подумал и нажал на часах красную кнопку.

— Мне осточертела эта жара, — произнес он.

Стало так тихо, что все услыхали шелест вентилятора. Прошла минута — и вдруг оконные стекла звякнули от далекого удара грома.

Собеседники повернулись к окну. В той стороне, где за домами скрывалось море, медленно разрасталась лиловая туча.

— Вот и конец жары, — сказал Боско. — Жаль только, что никто из нас не посмотрел в окно пять минут назад. В данном случае жара кончилась для всех. А как могло бы это осуществиться для вас одного?

— Откуда я знаю? Может, меня пригласили бы поехать в Гренландию или умер бы дядюшка на Аляске, и мне пришлось бы лететь туда, чтобы вступить во владение наследством.

— Вы собираетесь пользоваться этими часами? — спросил Мериди.

— Нет, Джино, но, может, вы захотите попробовать?

— Нет уж, спасибо! — воскликнул Мериди.

— Ну что ж, тогда я пошел. Я сегодня пешком и хотел бы добраться домой до начала дождя. До свидания!

Буркнич спрятал часы, нахлобучил свою панаму с обвислыми полями и вышел.

Когда дверь за ним закрылась, Боско задумчиво произнес:

— А ведь он так и не сказал, зачем приходил.

Рис. Роберта Авотина

Проверка — раз, два, три, четыре, пять…

Говорит Эванс. Буду записывать себя на магнитную пленку, пока хватит времени. Кассета рассчитана на два часа, но я сомневаюсь, что сумею использовать ее всю…

Эта фотография преследовала меня всю мою жизнь; сейчас, хотя и слишком поздно, я понял почему. Много лет я не видел ее, однако стоит мне закрыть глаза, как вмиг передо мной открывается столь же враждебный и столько же прекрасный ландшафт, как этот. Пять человек среди снегов Антарктиды стоят перед фотоаппаратом. Пятьдесят миллионов миль ближе к солнцу. Семьдесят два года назад. Даже громоздкой меховой одежде не скрыть их поражения. Смерть уже тронула их лица.

Нас было пятеро, и мы тоже сделали групповой снимок. Все же остальное было по-другому. Мы улыбались, веселые и уверенные. Наша фотография появилась на экранах Земли через десять минут. А тогда прошли месяцы, прежде чем обнаружили их фотоаппарат и доставили людям.

К тому же мы умираем в таком комфорте, какого Роберт Скотт и представить себе не мог, стоя в 1912 году на Южном полюсе.

Прошло два часа. Точное время начну давать по мере необходимости. Все события, происшедшие с нами, зафиксированы в вахтенном журнале. Теперь о них знает весь мир. Пожалуй, я повторяю их, чтобы успокоиться и подготовить себя к неизбежному.

Самое большее через сутки кончится запас кислорода. И у меня останется на выбор три классических варианта. Можно дать накопиться углекислому газу, и я просто потеряю сознание. Можно разгерметизировать скафандр, и Марс сам сделает свое дело минуты за две. А можно проглотить одну таблетку из медицинского пакета.

Накопление углекислого газа… Говорят, это совсем легко — ты словно засыпаешь. К несчастью, это ассоциируется у меня с кошмаром номер один: я читал, как умирали моряки на подлодках во второй мировой войне.