Иван Андрощук - Малеевский феномен

Набрал номер:

– Николай Петрович? Это Трифонов. Зайди на минутку. «Вот он», – скорее сердцем, чем умом, понял Трифонов, как только Кондратьев переступил порог председательского кабинета.

Высокий, стройный, лысый. Белая рубашка, жилет с цепочкой от часов, нарукавники, длинные бледные кисти рук. Настороженный взгляд, опасливые движения.

– Здравствуй, Николай Петрович. Садись, кури. Прости, забыл, что не куришь. Дело есть у меня к тебе, Петрович. Помнится, ты в молодости актерством баловался?

– Был грешок, – кивнул, смутившись, бухгалтер.

– О чём говорить, каждый из нас на своём месте актер, – председатель встал, задумчивым кошачьим шагом обошёл напряженного, как струна, бухгалтера. Но ведь и время… Странное теперь время, Петрович, не находишь? – пододвинул стул и сел напротив, лицом к лицу.

– Время как время, пожал плечами Кондратьев.

– Ну как же, как же… Атом расщепили, в космос летаем…

И сами, слава Богу, не без гостей, – вкрадчиво продолжал председатель. – А скажи, Николай Петрович, как бы ты отнёсся к такому факту, что в Малеевке живет инопланетянин?

– То есть как? – оторопел бухгалтер.

– Как, как… Так же, как все. Прилетел к нам, понимаешь, с какой-нибудь планеты…

– С какой планеты?!

– Ну… мало ли с какой… скажем, с планеты Паладиес системы звезды Лямпа, – нижняя челюсть бухгалтера отвисла, глаза полезли на лоб. – Конечно, в нашей астрономии эта звезда называется иначе, но ведь у них – своя астрономия? Так вот: прилетел, значит, этот паладиесец к нам в Малеевку, внедрился в ряды тружеников колхоза «Красный путь» и живёт, р-растуды его! Как тебе роль?

– Как мне… что? – просипел Кондратьев.

– Ну да роль же, Петрович! Роль для прессы. Сумеешь сыграть, натянуть уши советскому читателю? Ведь какая перспектива, Петрович, какая перспектива! Если удачно справишься – это же многомиллионная публика! Чем не мечта для актера?

– Так ведь… посмешище, Семён Семёныч!

– А ты не давай над собой смеяться! Чтобы всё было на полном серьёзе. Так что дерзай, Петрович. Ох, и прогремим мы с тобой! На весь мир прогремим!

– Но… Семён Семёныч, почему я? Ведь и возраст…

– Возраст для пришельца не проблема. Да и некому больше, Николай Петрович. Сам посуди: во-первых, ты человек холостой, так что семью в это дело вмешивать не придется. Во-вторых, приезжий, так что никакая бабуся не скажет: дык ведь это ж Федьки Лысого сынок, я его ещё вот таким… В-третьих, имеешь образование, да и придумать что-нибудь эдакое не дурак. Не пьёшь, а уж это – плюс тебе во всех отношениях. Актер, наконец. Так что ступай к себе и принимайся за дело, Николай Петрович. После обеда приедут из «Яицких зорь». Этим можешь особо не раззванивать – так и так мол, прилетел оттуда-то и оттуда-то, затем-то и затем-то. Ну а потом, когда нагрянут гости из области, да из столицы – уж ты уважь, Петрович! Присочини им такого, чтобы сам чёрт не расхлебал! Лады?

– Вам виднее, Семён Семёныч…

– Выше нос, Петрович! Ступай. И помни: в твоих руках сейчас будущее не только нашей Малеевки, но, можно сказать, и всего колхозного движения. Надеемся на тебя, товарищ Кондратьев, – председатель встал и крепко пожал нервно подрагивающую руку бухгалтера.

Не успела ещё за Петровичем захлопнуться дверь, а Трифонов уже набирал номер «Яицких зорь».

– Григорий Лукич? Это Трифонов. Есть материальчик!

– Что, уже?! – удивился Павлюго. – И что же у тебя? Снежный человек пришёл или полтергейст шалит?

– Берите выше, Григорий Лукич! Инопланетянин. И вы только подумайте: тридцать лет у меня в конторе работает, кабинет через стенку! Вот ведь сволочь, а?..

…Главный бухгалтер колхоза «Красный путь» Николай Петрович Кондратьев вошёл в свой кабинет, закрыл за собой дверь, замер на минуту, прислушиваясь к наружным звукам, затем запер дверь на ключ. Подошёл к столу, упал в кресло и сжал виски ладонями. По лицу его пробежала судорога, из груди вырвался глубокий вздох, похожий на стон.

– Где, где, где? – стучала в виски загнанная мысль. – Где он допустил ошибку?

Снова и снова прокручивал в памяти своё колхозное прошлое. Снова и снова до полуслова и полужеста разбирал спорные ситуации.

Нет. Всё было правильно. Николай Петрович Кондратьев не сделал ни единой ошибки – начиная с того момента, когда канул в небытие человек с таким именем, – в прошлом воспитанник детдома, а в то время – выпускник института, направлявшийся по распределению в Малеевку.

Тогда почему же провал?!

Такого с ним ещё не было. За четыреста лет работы в разведке планеты Палладис звездной системы Лямда-Су он не потерпел ещё ни одного поражения.

Ни на планете Эгорин системы Бета-Квазиполар, где он сорок лет и три года лежал священным камнем в капище местного божка. Ни на планете Ганъур системы Куапар, где он в шкуре экзотического животного пятнадцать лет возглавлял набеги стад питекозавров на города архантропов. Ни на планете Зи-У Пятизвездья, где он в облике оазиса сто сорок лет губил караваны, ни на десятках других планет.

Против него работали агенты мощнейших контрразведок Галактики. Трижды он был «завербован» ими и дважды принимал участие в операциях по обнаружению самого себя. Однажды он был женат и двадцать три года жил под одной крышей с сотрудницей Интергала, которой так и не пришлось узнать, кем был её муж. Ни одной из служб не удалось не только вычислить его, но даже взять след. А тут – ни в какую голову не укладывается, не вмещается ни в один кошмар – кто бы мог предвидеть? Полный, абсолютный провал! И вычислил его не Интергал, не Союз Галактической Безопасности, не Управление Контрразведок Местной Группы Звезд и даже не какая-либо из мелких планетарных разведок, которых и разведками-то не назовешь, а – силы небесные! – простой председатель колхоза!

И это уже после всего, что сделано. После того, как были затрачены титанические усилия и созданы предусловия для блестящих побед. После того, как он, магистр разведки Палладис-Лямда-Су, подвергаясь огромному риску быть разорванным на части злыми колхозными псами, наконец вошёл в контакт с домашними стадами. После того, как эти тупейшие создания поняли наконец, чем они являются для человека и какова подлинная цена тёплых коровников и вкусных комбикормов. После того, как был обнаружен планетарный нооцентр ботаники, после того, как удалось его разблокировать и восстановить дикую природу против так называемых «культурных» растений. Магистр завыл, схватился за голову, оторвал её и с силой швырнул в угол. Хряснул череп, мозги растеклись по стене.

Семен Семеныч Трифонов всё ещё разговаривал с бывшим первым. Обсуждали детали «малеевского феномена», как уже договорились называть блефовую сенсацию, делились ностальгическими воспоминаниями о тех временах, когда Павлюго был ещё не бывшим, а Трифонов купался в лучах славы. Повздыхав, простились.