Михаил Тырин - Семьи.net (сборник)

– Вера Вольская, все плывут, а ты стоишь! Плавать бегом марш!

Саша и Женька смотрели вслед взрослым. Когда их фигурки почти растворились в темноте, Женька заплакала.

– Сашенька, верни их, пожалуйста, мне страшно!

Саша подул в три свистка по очереди.

– Светлана, Павел, Вера, возвращайтесь! Плывите обратно!

Чужие родители повернули к берегу, но мама Вера оставалась там, в темноте.

И тогда Саша по-настоящему испугался.

– Мама, плыви ко мне! Пожалуйста! Свободна, свободна!

Мать что-то крикнула, но Саша не расслышал. Он вцепился в диск.

– Велемир, что она говорит?

– Вера Вольская сообщает, что у нее свело ногу.

– Велемир, миленький, пришли спасателей! Пожалуйста! Ты же можешь!

Володя чинил терминал.

– Когда же нам пульт поменяют? – спросила Зоя Павловна.

– Завтра приедут.

– Не слишком-то они торопятся.

– Нас в очередь поставили. Занятые очень. Говорят: «Ты же там рулишь? Ну и рули пока». Простые такие. Но пульт, в общем и целом, пашет. Хорошая серия была, VLM, сейчас таких не делают.

– Велемирчик наш. А что с ним было не так, Володенька?

– Блок безопасности полетел. Не фильтрует запросы. Исполняет, что ни попросишь. Как там наша утопленница?

– Вольская? Жить будет. Велемирчик – молодец, прислал спаскатер. И кто только придумал спасателей на ночь отключать?

– Вы меня спрашиваете? Я больше по электрике.

– Вопрос, Володенька, риторический. Завтра еду в суд. Лишаем наших героев родительских прав.

– Кого из них?

– Всех скопом. И Вольскую, и Скарабеевых. Дадим малышам шанс на счастливое детство. Готов ли терминал, друг мой?

– Рвется в бой, Зоя Павловна.

– Так запускай свистуна. Время позднее, пора расслабиться.

– Мама… Мама! Мама! Мамочка!!

Крик. Крик. Крик.

Слезы, боль, нечеловеческая боль и скрюченные пальцы, боль, заглушающая все, отсекающая от реальности, пришедшая изнутри и затопившая, немыслимая, выпивающая, рвущая, заставляющая позабыть обо всем на свете и превращающаяся в громкий крик.

Боль.

Крик.

Если кричать, то станет легче…

Кому?!!

Впрочем, сейчас нельзя не кричать. Боль порождает крик, и, может быть, от него действительно становится легче, однако в пелене кошмарных ощущений не чувствуется ничего, кроме терзающих вспышек невыносимого.

– Мамочка!

– Тужься!

– Мама!

– Тужься!

Боль дарит глухоту, свой крик дарит глухоту, но Анна прекрасно понимает, что велит ей толстая женщина с грубым, словно сложенным из ноздреватых булыжников лицом.

– Тужься!

Ане больно. Ане страшно. Ее ногти переломаны, иногда не хватает воздуха, но разум… Нет, не он – инстинкты. Дикая боль отключила разум, но инстинкты не подводят и заставляют измученное тело делать то, что требует опытная женщина с тяжелым лицом.

– Тужься!

И Аня тужится, пытаясь расстаться с тем, к кому привыкала несколько долгих месяцев.

– Тужься!

– Мама!

– Еще! Еще!! Еще!!!

– Мамочка!!

Крик.

Нет, не ее. Уже не ее. Комната внезапно наполняется громким детским криком. Жалобным? Болезненным? Маленький человек впервые увидел свет, немножко испугался и его крик прорывается сквозь жуткую стену болезненной глухоты – мать не может не услышать дитя.

– Что случилось? – лепечет Аня.

Она плохо понимает происходящее, она еще чувствует боль, но все ее мысли там, рядом с окровавленным, орущим комочком живой плоти.

– Все хорошо.

– Что случилось?

– У тебя мальчик.

Крик.

Счастье. Мальчик плачет, а его истерзанную мать распирает от радости, потому что теперь Анна доподлинно знает, как звучит женское счастье – это первый крик ребенка.

– Слышишь? У тебя мальчик!

Она слаба, она устала, она оглушена, она с трудом ориентируется в происходящем, но эту фразу Анна слышит прекрасно. И просит:

– Дайте его мне.

– Сейчас нельзя. Он слишком слаб.

Как так?! Позвольте прикоснуться к ребенку! Позвольте обнять, поцеловать, почувствовать биение маленького сердца… Сделайте счастье полным!

– Пожалуйста, – лепечет Анна, но ответа нет.

Крик становится тише, тише… прячется вдали… за закрывающейся дверью… Или это она теряет сознание, проваливаясь в вату усталого сна? Или во всем виноват укол, который она почувствовала секунду назад? Анна не знает. Она просто откидывается на подушки, улыбается и шепчет:

«Костя… Я назову тебя Костей…»

– Родитель «ноль»? – не понял Кирилл. – Что вы имеете в виду?

– Возможно, я использовал непонятный термин… – Судья помолчал, подбирая нужные слова, после чего осведомился: – Как вы называете изначального родителя? Мать?

– Кого?

– Мать. Маму. – Публика притихла, не совсем понимая причину задержки с ответом, и тогда послышалось дополнительное определение: – Как вы называете того, кто вас родил?

Несколько секунд изумленный Кирилл обдумывал вопрос, а затем, сообразив, наконец, чего от него хочет судья, уверенно произнес:

– В свободном мире подобный анахронизм не имеет смысла. Нельзя оскорблять второго воспитывающего партнера или других воспитывающих партнеров тем, что они меня не выносили. Все мои партнеры равны между собой. Я одинаково любил каждого из них.

– Сколько их у вас было?

– Какое это имеет значение?

– Вы собираетесь задавать мне вопросы?

Кирилл посмотрел на Падду, адвокат едва заметно пожал плечами, показывая, что с судьей лучше не спорить, но выглядел при этом таким же растерянным, как и клиент.

– Я ни в коем случае не хотел оскорбить вас, – промямлил Кирилл, делая адвокату знак глазами. Падда кивнул, громко выдал: «Позвольте вопрос, ваша честь!» и резво бросился к судейскому возвышению, следом подтянулся обвинитель.

– Родитель «ноль»? – торопливо произнес адвокат. – Ваша честь, в чем смысл вопроса?

– Мне стало интересно.

– Лично вам?

Несколько секунд судья выразительно смотрел на адвоката, после чего предельно вежливо произнес:

– Не забывайте, советник, что дело не только громкое, но и весьма деликатное, и чем больше я и присяжные будем знать о личности вашего клиента, тем проще будет вынести справедливый вердикт.

– Обвинение не возражает против дополнительных вопросов, – вставил прокурор.

– Кто бы сомневался, – грубовато отозвался Падда, почесывая коротенькую бородку.

– Что не так?

– Вопрос в вашу пользу, – ляпнул адвокат и тем вызвал неподдельное изумление у собеседников.

– Ваш клиент стыдится своих родителей? – осведомился судья.

– Ни в коем случае, ваша честь, он гордится ими, – тут же поправился Падда. – Но с вашего позволения, мы будем называть их «воспитывающими партнерами», поскольку мой клиент привык использовать именно этот термин.

– Как вам угодно.