Эллен Датлоу - Секс с чужаками

Кто-то потыкал его — будто палкой от метлы — и он, оглянувшись, увидел ухмыляющееся лицо. Человечек настолько низкий, что можно было смотреть ему прямо в глаза, не вставая; щелеобразная ухмылка обнажала коричневые зубы, только те два, что спереди, сверкали золотом. Человечек снова потыкал его парой металлических трубок, к которым были прикреплены провода, уходившие в ящичек, висевший на ремне у человечка на шее.

— Да-да, возьми-ка, — его отец помахал на трубочки пальцем, роясь в то же время другой рукой во внутреннем кармане пиджака. — Просто держи их теперь, и все. Так в этих местах тебя делают мужчиной, — отец выудил долларовую банкноту из комка денег, лежавшего во внутреннем кармане, и протянул ее человечку.

Трубочки были величиной примерно с отверстие в рулоне туалетной бумаги, только блестящие, твердые и холодные на ощупь. Он посмотрел, как они лежат у него в ладонях, а потом поднял взгляд, потому что заметил, как человечек повернул рукоятку на боку ящичка, висевшего у него на шее.

Трубочки ужалили его в ладони электрическим разрядом. Он выронил их и дернулся. Оглянувшись, он увидел, что его отец с приятелями покатываются со смеху. Дядя Томми рядом с ним молотил рукой по столу, весь покраснев и поперхнувшись пивом.

— Дай-ка их сюда, — его отец отдал человечку еще одну долларовую банкноту и принял у него трубочки, провода от которых легли на стол между бутылок. — Пусть покусаются.

Человечек завертел на коробке ручку, налегая на нее и заставляя вертеться все быстрее и быстрее. От первых уколов отец заморгал, потом стиснул трубочки покрепче, костяшки на его руках побелели, зубы плотно стиснулись, губы сжались. Ручка на коробке слилась уже в сплощной круг, когда руки отца наконец разжались и трубочки упали на стол, сшибив одну из бутылок. Пиво, вспенившись, вылилось наружу и начало капать вниз со стола.

— Ух! Гос-споди помилуй! — отец потряс расслабленными руками. Сидевший рядом с ним подставил ладонь и отец хлопнул по ней, победно ухмыляясь. Человечек с коробкой исполнил своего рода танец, хохоча, так что видны были все коричневые и золотые зубы и тыча в отца пальцем с черным ногтем. Потом, раскорячившись, уселся на корточки и приставил к паху сложенную чашкой ладонь, изображая, будто у него там висит что-то весом с пушечное ядро. Засмеявшись, человечек снова показал на сидящих за столом и получил еще один долларовый билет, а потом рысью убежал вместе с ящичком и трубками к другому столику.

Он смотрел, как его отец скатывает банкноты в ком и засовывает их в пиджачный карман. У него самого ладони еще болели и чтобы остудить их, он взялся за стоящую перед ним на столе пивную бутылку.

— Да уж, эта хреновина и жжется, — его отец сделал знак бармену. — После этого маленького ублюдка мне придется опрокинуть еще пару склянок.

Кто-то прошел к их кабинке, но это был не бармен. Он поднял взгляд и увидел одного из спутников, одного из дружков отца, который отсутствовал все время, пока они возились с человечком и ящичком.

— Пусти-ка, — дядя Томми подтолкнул его в бок. — Сдается мне, что сейчас как раз мой черед.

Он не знал, что дядя имеет в виду, однако поднялся, чтобы Томми смог выскользнуть боком из кабинки. Место дяди занял другой и тут же принялся шарить среди бутылок, стоящих на столе, в поисках той, которая вот только что тут была и которую он не докончил. Прежде чем сесть, он увидел, как дядюшка Томми пересекает бар, протискиваясь между спинками окруживших столики стульев. В углу находилась дверь со значком, не требующим пояснений — стоячей фигуркой, означающей мужской туалет. Но Томми шел не туда. Дядя откинул занавес, прикрывавший дверь в боковой стене, и исчез за ним. Он сел, но продолжал поглядывать на занавес, прихлебывая пиво, которое согрелось в его руках и стало теплым.

Потом — он не знал, много ли времени прошло — дядя Томми вернулся. Остановился перед кабинкой, прямо возле него.

— Ну, давай, парень, — его отец, сидевший с той стороны стола, пару раз ткнул в воздух большим пальцем. — Подымайся, дай своему старому дядюшке посидеть.

Дядя пах теперь по-другому, потом и чем-то еще. Он встал, слегка отодвинувшись — этот запах бил в ноздри, словно от какго-нибудь животного — и дал дяде проскользнуть в кабинку. Он снова сел. На физиономии дяди Томми играла широченная ухмылка. Оглядев стол, он увидел, как двое ребят потихоньку перемигнулись, а затем вновь запрокинули бутылки. Томми искоса посмотрел на него, потом наклонился над столом и выплюнул полный рот крови. Столько, что залило всю поверхность стола, сшибая пустые бутылки.

И он уже не сидел в кабинке, рядом со своим дядей. Он выскочил в зал, как выскакивают из переворачивающегося автомобиля; он зашатался и чуть не упал спиной вперед. Стоя в паре футов от кабинки, он слушал, как люди в ней молотят по столу и рыдают от хохота, еще громче, чем когда человечек с ящичком ударил его током.

— Том, ах ты безмозглый… — отец весь покраснел и задыхался от смеха.

По подбородку у дяди Томми текла красная струйка, похожая на ручеек крови, который достиг уже края стола и побежал вниз. Довольно-таки пьяный, дядя с улыбкой оглядывал стол и ребят, довольный своей шуткой. Обернувшись, дядя улыбнулся и ему своей мокрой улыбкой, сквозящей красным между зубов.

Смех угас, мужчины качали головами и вытирали слезы в уголках глаз. Каждый как следует приложился к своему пиву. Тут-то он и увидел, что места в кабинке для него не осталось. Все чуть подвинулись и заняли место целиком; дядя сидел прямо на том конце, где раньше был он.

Они ничего не сказали, но он понял, что это значит. Он повернулся и посмотрел мимо стойки на штору, прикрывающую ту дверь. Это значило, что сейчас его очередь.

Женщина провела ладонью по его шее.

— Ты ведь раньше не был здесь, верно? — она улыбнулась ему. По-настоящему улыбнулась, не насмехаясь.

— Нет… — он покачал головой. Ее ладонь была холодной на ощупь на фоне жара, прихлынувшего к его коже. Он ткнул пальцем назад через плечо. — Я пришел со своим отцом и его друзьями.

Ее взгляд скользнул мимо его глаз, туда, где ее пальцы запутались в его волосах.

— Ага… — сказала она. — Я знаю твоего папу.

Она поднялась с кровати. Он сидел и смотрел, как она стоит у небольшой полочки, прибитой к стене. На полочке стояло зеркало в пластмассовой рамке, висело полотенце и лежал кусок мыла. Смотрясь в зеркальце, она сняла висевшие в ушах сережки, осторожно вытаскивая изогнутые крючки. Эти сережки, золотые, она положила перед зеркальцем.

— Ну, тебе не о чем беспокоиться, — она говорила, обращаясь к зеркалу. — Всегда бывает ведь первый раз. Потом уже легче, — она стерла пятнышко с кожи в уголке глаза. — Вот увидишь.