Иннокентий Сергеев - Танец для живых скульптур

"Быть начеку",- подумал я, но тут же отмахнулся: "Само справится".

Леди. Нашла меня глазами.

Мой голос.

-... но учтите, когда я добросовестно берусь за исследование, выводы могут оказаться самыми неожиданными. Вы готовы? К этому.

Он сделал вид, что усиленно взвешивает. Наконец, кивнул.

Готовы.

Мы пожали друг другу руку.

- Значит, будем вместе. Мы горы своротим!

- А что,- сказал он.- И своротим.

...........................................................................

.....................................................

- Всё-таки напоили меня,- удивился я.

Мы стояли посреди беззвучной комнаты.

Так было хорошо остаться вдвоём.

- Ты устала, наверное?

- Это приятная усталость,- сказала она.- Но, кажется, всё было хорошо?

- Гениально.

- Тебе понравилось?

- Ты ангел.

- Пойду. Займусь посудой.

Нет, не сейчас. Оставь её. Пойдём погуляем. Такая тёплая ночь.

Леди заворожённо смотрела на небо.

- Какая яркая звезда!- прошептала она.

- Это Юпитер,- сказал я.- Зевес-громовержец.

- Вот таким и надо быть. Только таким,- её глаза блестели.

Где-то далеко были фонари.

- И локон её был взят богами и вознесён среди созвездий небес...

- Они были правы, эти греки. Они возносили своих героев звёздами в небеса. Как это верно!

- Можно развить эту тему,- предложил я.- Ведь небо древнее земли. А значит, рисунок звёзд, расположение созвездий предрешили судьбы героев, и всё, что было сделано ими, было предначертано небесами.

Она сказала: "Нужно жить так, чтобы после смерти тебя вознесли звездой".

- И сложили о тебе миф,- добавил я.

Но мне не хотелось иронизировать. Она была права.

Если не Полярная звезда, то что укажет во тьме путь на Север?

Если не она, то кто?

...........................................................................

...........................................

Кто-то разговаривает с ней на кухне.

"Да нет там никого!"- убеждаю себя я. Мне хочется пойти и проверить, но тяжесть удерживает на месте, а ноги всё летят куда-то.

Да с кем она может быть?

Я прислушиваюсь, потом пытаюсь подняться, но засыпаю.

...........................................................................

..................................................

Она помогает мне раздеваться.

Я что-то вспомнил.

- С кем ты была?

- Ложись, ложись,- говорит она.- Спи.

Я послушно ложусь.

- На кухне. Сейчас.

- Ну что ты придумал,- она целует меня.- Спи. Сегодня был тяжёлый вечер.

Я отпускаю её.

И засыпаю.

...........................................................................

....................................................

Разбудил меня телефонный звонок. Леди взяла трубку, но оказалось, что спрашивают меня.

Я попытался сообразить спросонья, что бы это могло значить.

Мне предлагали работу.

Я сказал: "Да. Конечно".

Я положил трубку и с виноватым видом повернулся к Леди. День был потерян. Но Леди, казалось, нисколько не была расстроена, напротив.

- Я же сказала, что это аванс.

- Это другие люди,- сказал я.

- Ты в этом уверен?- сказала она, улыбнувшись.

Я ничего не понимал. Я знал только одно - что меня используют, нисколько со мной не считаясь. Если бы меня хотя бы загрузили работой так, чтобы у меня не оставалось времени на обиды, так нет же! Сколько времени пропадало впустую! А я должен был, изнывая, ждать, как будто мне оказывали благодеяние, давая эту работу. А нужно ли мне это было?

Моё лето звало меня и проходило где-то там, стороной, мне хотелось падать в него и плыть, как на палубе корабля, отдавшись умопомрачительному танцу... Моё сердце страдало.

И однажды я просто сбежал.

Я сбежал к фонтанам и томности вечерних киносеансов, к прохладе парковых аллей, к галереям, позеленевшему кирпичу обвалившихся арок, алебастровым львам летних садов.

А потом я стал сбегать всё чаще и чаще.

И я возвращался, чтобы была ночь. И моя Леди.

- Скорее собирайся! Где ты пропадал, мы же опаздываем!

И мы куда-то ехали, где уже собрались какие-то люди, я здоровался за руку, улыбался, знакомился...

А потом слонялся в приёмных, и душный ветер шелестел в бумагах, и я отдавал что-то и брал что-то, и говорил, что обязательно, обещал, что успею.

А когда я приходил с готовой работой, вдруг оказывалось, что нужного человека нет, он уехал и будет не раньше, чем через две недели, и я должен был искать кого-то другого, а этот другой тем временем разыскивал меня через каких-то третьих людей, которые обо мне даже не слышали.

От этой неразберихи становилось невыразимо скучно.

Я один, кажется, не мог никуда уехать, должен был всегда быть на месте и ждать. Чтобы вдруг оказалось, что делать нужно было совсем другое, или нужно переделывать всё, и срочно, срочно!

И тогда приходилось работать по ночам. Из-за жары о еде было противно даже подумать. Настольная лампа жарила как печка, свет, отражённый бумагой, мучил глаза, по телу прокатывались волны испарины.

Я подходил к открытому окну и ждал ветерка, смотрел, как город спит торопливо. Выбрасывал окурок и возвращался к столу.

Зачастую мне приходилось браться за работу, в которой я ровно ничего не смыслил,- Леди строго запретила мне отказываться от каких бы то ни было предложений, пусть даже самых странных и неожиданных,- и тогда мне приходилось спешно изучать незнакомый мне дотоле предмет, роясь в справочниках и специальной литературе, как будто мне предстояло сдавать экзамен, а ведь я, как мне казалось, давно уже вышел из этого возраста. Вообще, всё это производило такое впечатление, как будто все разъехались на каникулы, а я завалил сессию и должен сдать теперь кучу зачётов и экзаменов, а до меня нет уже никому никакого дела.

Впрочем, подчас у меня возникало подозрение, что люди, на которых и с которыми я работаю, соображают в том, что я делаю, ещё меньше, чем я сам, и все их требования ко мне продиктованы вовсе не соображениями необходимости, а просто презрением ко мне и к моей жизни. И с чего это я взял, что я крупная шишка? Никто, кажется, не торопился воспринимать меня всерьёз. В этой игре я был меньше чем пешкой, какой-то совсем уж мелкой фигурой, зачастую даже безымянной, когда под тем, что я написал, стояло чужое имя.

Может быть, это было в порядке вещей, так все и начинают, но для меня-то это было внове, и мне это не нравилось. А Леди даже ни разу не посочувствовала мне. Все мои жалобы она выслушивала с поразительным равнодушием.

- Ведь ты и прежде, бывало, много работал.

- Да,- сказал я.- Но прежде меня вело вдохновение, а откуда ему взяться теперь? И потом, я вовсе не много работаю, я мог бы делать намного больше, если бы не вся эта бестолковщина.

- Просто сейчас время такое - пора отпусков. Но это и лучше - меньше конкуренция.

- Я ничего не понимаю. Может быть, во всём этом есть какой-то смысл, но объясни мне, потому что я ничего не понимаю.

- Тут нечего объяснять. Ты просто увеличиваешь количество себя. Помнишь, ты говорил, что не умеешь этого? Так вот, теперь ты этому учишься.