Род Серлинг - Куда это все подевались

Он возвратился на кухню, подошел к кофейнику, понюхал поднимающийся парок и поставил кофейник на разделочный стол.

Нашел кружку, налил себе кофе, прислонился к столу и принялся мелкими глотками потягивать ароматную горячую жидкость, наслаждаясь ее вкусом и знакомостью.

Потом вышел в зал, взял из стеклянной емкости большой пончик, запивая его кофе, и стал размышлять. Хозяин этого заведения, думал он, видимо, в подвале. А может, его жена рожает. Или он заболел.

Сердце прихватило, или еще чего. Может, стоит порыскать вокруг, поискать, дверь в подвал. Он поглядел на кассовый аппарат. Вот идеальная ситуация для грабежа. Или бесплатного обеда. И всего, что только в голову взбредет.

Юноша полез в карман и вытащил пригоршню мелочи и долларовую бумажку.

- Американские деньги, - сказал он вслух. - Все сходится. Никаких сомнений. Я американец. Два полтинника. Четвертак. Дайм. Четыре пенни. И доллар. Это американские деньги.

Он снова вернулся на кухню, пробежал взглядом пакетики с концентратами, узнавая знакомые названия. "Кэмибел". Это тот самый суп, что имеет пятьдесят семь разновидностей? И вновь он задумался над тем, кто. он такой и где находится. Над расчлененными поп sequitur[ Non sequitur вывод, не соответствующий посылке. ], проходящими через его сознание, над своим знанием музыки, над своей разговорной речью, над тем, что он так легко прочитал и понял меню. Яичница с ветчиной и шоколадный пирог... понятия, которым он мог поставить в соответствие образ, вкус и запах. А затем на него надвинулись легионы вопросов. Кто же он все-таки такой?

Что, черт возьми, он тут делает? И где это "тут"? И почему? Это был большой вопрос. Почему он вдруг проснулся на дороге, не зная, кто он такой? И почему никого нет в кафе? Где владелец, повар, кассир?

Почему их нет? И опять внутри завозился червячок задвинутой вглубь тревоги.

Он доел пончик, допил оставшийся кофе и вернулся в зал. Снова обогнул прилавок, бросив на него четвертак. Выходя, остановился и снова оглядел зал. Проклятье,-все было так обычно, реально и естественно, Надписи, заведение, запах, интерьер. Он положил ладонь на ручку двери и распахнул ее. Он уже сделал шаг на улицу, как вдруг неожиданная мысль ошеломила его. Он понял, что было не так у мусорных баков. Он вышел под жаркое солнце, неся с собой свою тревогу.

Он знал, что за мелочи не хватало, и это знание наполнило его холодом и страхом, каких он не испытывал раньше. От пришедшей мысли по коже побежали мурашки. Это было непонятно.

Это было ненормально. Это было за пределами логики, которая поддерживала его, давала ответы на вопросы, связывала с реальностью.

Там не было мух.

Он завернул за угол кафе и попал на задний двор. Вот мусорные баки. Тишина, никакого движения и никаких мух.

Он медленно вышел на шоссе. Теперь он знал, что кругом было не так. Деревья были реальны, и шоссе, и кафе, и все, что в нем.

Запах кофе был реален, и вкус пончика, и концентраты назывались правильно, и кока-кола поставлялась в бутылках и стоила никель. Все было верно и правильно, и всякая вещь стояла на своем месте. Но все вокруг было безжизненно! Вот что за мелочи не хватало: жизни! С этой мыслью он и прошел мимо надписи, гласившей: "Карлсвиль, 1 миля".

Он вошел в городок, раскинувшийся перед ним, чистый и привлекательный. Небольшая центральная улица кольцом огибала парк. В центре парковой зоны стояла большая школа. На центральной улице располагались магазины, кинотеатр, опять магазины и полицейское отделение. Дальше виднелась церковь, жилые кварталы, а на углу - аптека. Вон книжный магазин, вон кондитерский, бакалейный, перед которым на столбе висела табличка "Остановка автобуса". Городок был спокоен и красив под лучами утреннего солнца. И тих. Не было слышно ни звука.

Он пошел по тротуару, заглядывая в окна. Все магазины были открыты. В булочной были выставлены свежий хлеб и выпечка. В книжном была распродажа по сниженным-ценам. На кинотеатре висела большая афиша, изображающая какую-то воздушную баталию. Рядом стояла трехэтажная нотариальная контора, под крышей которой, должно быть, размещалась целая куча адвокатов, нотариусов и торговцев недвижимостью. Чуть дальше - застекленная будка телефона-автомата, а еще дальше - универмаг, служебный вход котброго отделяла от улицы загородка из проволочной сетки.

И вновь он задумался над непонятным феноменом. Он видел магазины, парк, автобусную остановку, но нигде не было ни единого человека. Ни души. Он прислонился к стене банка и медленно повел взглядом по улице, словно надеясь, что сможет увидеть какое-нибудь дижение, если будет достаточно внимателен.

Его взгляд следовал по проволочной загородке у служебного входа универмага, когда он увидел девушку. Она сидела в кабине фургона, припаркованного за загородкой, спокойная и безмятежная: первый встреченный им человек. Он торопливо двинулся к ней, чувствуя, как гулко колотится сердце. На полпути остановился. Ладони покрывал липкий пот. Он не знал, то ли ему бежать к ней со всех ног, то ли крикнуть прямо отсюда. Он заставил себя успокоиться и улыбнуться.

- Эй, мисс! Мисс! - Он почувствовал, как голос пошел вверх, и заставил его звучать спокойнее и ровнее. - Мисс, не могли бы вы мне помочь? Вы не знаете, куда все подевались? Такое впечатление, что вокруг никого. Буквально... ни души.

Он двинулся к ней, надеясь, что со стороны его походка не отличается от походки праздного прохожего, отметив про себя, что девушка по-прежнему смотрит прямо на него. Он перешел дорогу, остановился в нескольких тпагах от загородки и снова улыбнулся.

- С ума сойти, - сказал он. - Просто с ума сойти. Когда я проснулся утром... - он замолчал, обдумывая свои слова. - Ну, не то, чтобы проснулся. Я... обнаружил, что иду по дороге.

Он шагнул на тротуар, прошел в полуоткрытые ворота и подошел к кабине фургона. Девушка больше не смотрела на него. Она глядела прямо перед собой, и теперь он видел ее профиль. Красивое лицо.

Длинные светлые волосы. Но бледновата. Где-то ему приходилось видеть подобные лица - неподвижные, лишенные какого бы то ни было выражения. Спокойные, да, но более чем спокойные. Безжизненные.

- Слушайте, мисс, - сказал он. - Я не хочу вас пугать, но должен же кто-нибудь объяснить мне...

Его пальцы потянули дверцу фургона, и голос прервался: девушка повалилась на бок и упала на тротуар. Раздался громкий металлический удар. Он уставился на ее безмятежное лицо. Потом поднял взгляд. По борту фургона шла надпись "Манекены Резника". Он снова поглядел на ее лицо: деревянное безжизненное лицо с нарисованными щеками и нарисованным ртом, с застывшей полуулыбкой, с глазами, которые были широко открыты и ничего не выражали, ничего не говорили. Глазами, которые выглядели тем, чем и были: дырками на лице манекена. До него дошел комизм ситуации. Он усмехнулся, поскреб челюсть и не торопясь опустился на корточки, упираясь лопатками в борт фургона. -Манекен лежал, уставясь, в голубое небо и жаркое солнце.