Владимир Савченко - Черные звезды (сборник)

— Он получил Нобелевскую премию, высшую награду для ученого в те времена, был вознесен, канонизирован… а теорию его, между тем, потихоньку удушили подушками. В ту пору свирепствовал "кризис физики": резкое противоречие новых фактов естествознания с прежними представлениями о мире и себе — что первичны тела (то есть и мы, ибо мы тела), пространство это пустота с полями и все такое. Должен сказать, что кризис этот не прекратился до сих пор, просто о нем перестали говорить. Больше того: сейчас мы с вами такие жертвы этого кризиса, как в давние времена банкроты и безработные были жертвами кризисов экономики.

— Выбор был не между частностями, теоретическими направлениями — а грубо прямой, между крайностями: или этот мир таков, как мы его воспринимаем, с телами и пустотой между ними, или совсем иной: есть плотная мировая Среда, а в ней различимы нами лишь неоднородности-флюктуации; они и есть "тела". Так вот, теория Дирака подтверждала именно Среду — и такой плотности, что против нее прежние модели — мирового эфира и тому подобное — были жалки: ядерной! И вещество действительно порождалось Средой просто и прямо, не только в смысле математическом. Это означало то, до чего сейчас дозреваем мы и, в частности, капитан Корень: мир совершенно не такой.

— И… все корифеи естествознания перед этой моделью, перед перспективой общего потрясения умов — струсили. Да извинят меня дамы, навалили в штаны. Валили они в них и потом, вплоть до нашего времени…

— Включая и тебя, — безжалостно заключил Корень. — Ты ведь тоже на Земле в корифеях ходил.

Бруно побагровел по самую лысину, замолк. Потом сказал с трудом:

— Да, включая и меня. И виноват наиболее в происшедшем здесь именно я. Одним своим присутствием, кое избавляло остальных от необходимости глубоко думать. Ну еще бы, с нами такой авторитет!.. Ухх… — он постучал себя по широкому лбу кулаком, крепко постучал.

— Ладно, так что там дальше с теорией Дирака? — направил разговор Летье.

— Что?.. Наиболее блестяще подтвердившаяся теория естствознания была отвергнута. Антивещество приняли, математический аппарат, из коего оно вытекает, тоже — куда ж денешься! Но модель ни-ни. Она забыта, как и Кризис физики… Тем самым был скомпрометирован и глубочайший Дираков подход: что за любым математическим решением — пусть с минусом, или в мнимых числах — есть какая-то реальность… Аскер помолчал, оглядел всех. — Тем самым так же неявно подушками было удушено и время со знаком минус, или, говоря острожнее, идея распространение света со знаком минус: не от источника, а К НЕМУ.

— Да, на Земле такого нет, в Солнечной системе тоже не обнаружили. Всюду, если видим что-то, то уверенно приближаемся: оно, это что-то, растет в размерах и оказывается на месте, где видели. Но что такое десятимиллиарднокилометровый поперечник Солнечной системы, которую свет пролетает за неполные сутки, в масштабах Вселенной, где дистанции измеряют световыми годами, световыми тысячелетиями и даже, если до иных галактик, миллионами световых лет? Пятачок. Точка… Почему же распространили представления из этой точки на всю необъятность?

— Но и в первых звездных полетах тоже ничего не обнаружили, — сказал Летье.

— Ну, присоединили к пятачку хвостик в несколько парсек, — пожал плечами физик, — Много ли это?.. — он заходил по отсеку. — И ведь не требовалось ни теоретических изысков, ни глубин. Просто чтоб заискрило что-то в умах, витало в воздухе: посматривайте, мол. Мало ли что здесь так!.. Тогда бы и мы посматривали на Г-1830 внимательней с самого начала, а не через 17 лет. И с гирокомпасом не опозорились бы.

Пришла очередь снова побагроветь капитану. Гирокомпас он себе простить не мог. Опустил голову.

После речи Бруно в отсеке стало тихо. Каждый отнес к себе его слова. Корифей ты или не корифей, это никого не избавляло от необходимости думать; в том числе и на глубочайшие темы, о каких не думают на Земле. О свойствах пространства и времени, например. Лететь-то им, быть один на один с этими свойствами им. И тоже не заискрило…

"Недоумкуватость… — вертелось в голове Стефана Марта. — Приготовили себя к опасностям в виде каких-то активных проявлений космоса, даже к опасности долгого пути в одиночестве… а вот к беде по имени "недоумковатость" нет. И сейчас мы не столько жертвы, сколько дураки."

К себе, впрочем, он относил все это в меньшей степени. Во-первых, заметил неладное именно он; и поднял тревогу тоже. Во-вторых, свою работу он, конструктор звездолета в космосе, в пути, выполнил блестяще. Ему есть с чем вернуться на Землю, есть что показать. А вот остальным…

— Ничего не понимаю… — как-то растерянно улыбнулась Марина, посмотрела на всех. — Мы открыли звезду с обратным течением времени, так? Пусть. Давате рассуждать логично. Допустим, у звезды есть планета, а на ней мыслящие существа… Логически допустимо, верно?

— Да, ну и что? — повернулся к ней Летье.

— … Для тех существ их время течет "нормально". По-нашему же наоборот: там старики превращаются в юношей, потом в младенцев… но это, можно сказать, их внутреннее дело. Для них все выглядит так, будто это мы развиваемся от стариков к младенцам…

— … но это наше внутреннее дело, — вставил Летье. — Одну из кинолент намотали не с того конца. Герой сначала гибнет, потом бреется…

— … высаживая щетину на лицо, — добавил Корень.

— Да, — кивнула Марина, — и пока эти два мира не взаимодействуют, такое движение времен устраивает и нас, и тех существ — если они там есть. Но теперь системы взаимодействуют! Мы видим "антилучи" Г-1830, наблюдаем физическое явление, подчиняющееся иному времени.

— Вообще полностью изолированных систем нет, — заметил Бруно, усаживаясь в свое кресло. Его тоже заинтересовали размышления биолога.

— Теперь допустим, что мы сближаемся. Ну… к примеру, наш "Буревестник" подлетает к Г-1830 и ее предполагаемой планете. Существа на ней заметят наш звездолет. Это уже взаимодействие — и примем этот момент за общий нуль. Но… по логике времени за ним для существ планеты далее пойдет прошлое: минуты, потом часы и дни, годы, века, когда они еще не видели нас… — Марина перевела дух. — И наоборот, ДО этого момента, даже вот сейчас, антивремя Г-1830 разворачивает в обратном направлении их будущее, в котором есть и наблюдения, и воспоминания о нашем прилете. То есть даже, хотя мы в 14 парсеках оттуда, они знают о нас, о прилете… и какой это звездолет, от какого созвездия приблизился. Выходит, о нашем полете на той планете знали до того, как мы стартовали… и даже до того, как родились? Как это может быть? Какая-то "божественная обусловленность"?… — Марина снова растерянно улыбнулась.

— Где-то у тебя логическая ошибка, — сказал Летье.