Георгий Гуревич - Приглашение в зенит (авторский сборник)

Несколько недель они ютились в обломках ракеты, мечтая только о возвращении. Времени было достаточно, они осмотрели все повреждения, поняли, что с помощью фей ракету можно восстановить и загрузить горючим. Тогда и возникла идея о золоте в роли топлива. Но взбалмошный владыка рая не желал превращаться в исправного завхоза, выдавать феям наряды на реле, электроприводы, блоки и станины. Он даже оградил пещеру колючей проволокой и поставил цепных тигров у ворот. К счастью, желания проникали сквозь проволоку. Подобравшись тайком к ограде, Тэй и доктор заказывали воду, пищу, баллоны с кислородом. Если в этот момент завхоз спал, вода, пища и кислород появлялись, изгнанные из рая были обеспечены еще на несколько дней.

И вот однажды, приближаясь крадучись к ограде, Тэй и доктор заметили какое‑то шевеление в траве. Присмотрелись. Среди лопухов гонялись друг за другом, перескакивая через кочки, небольшие, изящные и все одинаково ослепительно зеленые чертенята. Именно такие, как в детских сказках: остролицые, остробородые, с крысиным хвостиком и копытцами.

— Все понятно, — сказал старый врач. — Подозревал я, что он не в себе. Тронулся наш император. В больном мозгу бредовые видения, а феи принимают их за приказ.

Проворные чертенята не обладали никакими чудесными силами. Они были безвредны, как всякие мелкие животные такого размера; словно тушканчики, они прыснули в разные стороны, как только Тэй и доктор перебрались через проволоку (“сгинув” предварительно тигров). Опаснее оказалось у самого дома. Клумбы, терраса и комнаты кишели змеями, тоненькими, проворными и такими же пронзительно зелеными, как черти. Целые клубки их, перешибленных и раздавленных, валялись в спальне и на кровати завхоза. Но, видимо, многие все‑таки укусили его, и, так как змейки представлялись мозгу ядовитыми, феи и сотворили их ядовитыми. На кровати лежал посиневший труп.

Тэй утверждал, что им с доктором не удалось оживить кладовщика… Возможно, они и не очень старались, предпочли обойтись без безумца, строящего козни.

— Обидно! — сказал я, закончив чтение — Даже совестно перед феями. Мы, йийиты, показали себя не с лучшей стороны, продемонстрировали такого редкостного дурака.

Рэй прищурил глаза, выражая сомнение:

— Дурак, но такой ли редкостный? Не надо витать в облаках, Гэй. Три четверти, если не девять десятых, даже девяносто девять процентов мужчин, уроженцев Йийит, наевшись до отвала, будут от скуки спорить и ссориться.

— Потому что у них нет других запросов. Джэй и ему подобные не допускали их к культуре.

— Потому ли, по–другому ли, но запросов нет. Сначала надо поднять культурный уровень. Может быть, пойти на то, чтобы допускать в пещеру с разбором, только воспитанных, культурных, выдержанных.

— И кто будет экзаменовать, устанавливать должный уровень воспитанности?

— Хотя бы мы, Гэй, по праву первооткрывателей заслужившие этот пост риском, напряжением, выстрадавшие его, — не боюсь сказать откровенно. Мы даже обязаны сделать это, чтобы не опозорить лицо нашей планеты. Если не ввести ограничений, мы превратим фей в прислужниц грязного трактира: “Еще полпорции, девушка, и проворнее!”

Тут я взял Рэя за плечи и сказал ему в лицо, довольно грубо:

— А это не твое свинячье дело, Рэй, разбираться в морали, воспитании и престиже. Ты не владелец ракеты, зять и второе издание Джэя. Ты только служащий в обществе “Справедливость”, капитан корабля, принадлежащего пайщикам, всем жителям планеты. Маршрут определяешь ты, а не порт назначения; средства, а не цель. Цель тебе указана перед стартом: обогнать Джэя, войти в пещеру раньше его, овладеть тайной пещеры в интересах всех граждан поголовно. Овладеть любыми средствами — об этом и думай. А как навести порядок в пещере, позаботятся владельцы, те, кто снарядил ракету, те, кто кровь проливал, чтобы она стартовала.

— Если любыми средствами, значит, и путем соглашения, — сказал Рэй, высвобождая плечи.

И вышел, оставив последнее слово за собой.

Он сказал последнее слово, я сказал резкую истину — все равно разошлись мы неубежденные. Каждый подбирал доводы для следующих споров. Назревал взрыв… И взрыв произошел из‑за цифр, даже не очень разительных. Решался вопрос все о той же перегрузке.

Опять вынужден я приводить цифры. Без примитивной арифметики непонятна суть спора. Кто забыл арифметику, пропускайте!

Итак, наша скорость в то время дошла до 0,75 с . Согласно теории относительности, эта скорость сама по себе создавала полуторную массу и давала полуторную перегрузку при нормальном ускорении — 1 g . В дальнейшем, согласно той же теории относительности, масса должна была расти все быстрее, и все труднее было бы догонять “Паломник” за счет ускорения. Поэтому я предложил не терять времени, закончить наши санаторные вакации, дать 2 g (тройная перегрузка при полуторной массе), и немедленно, пока масса не возросла. Позже будет труднее.

Соображения были неоспоримы, но…

— Довольно мы мучили себя, 1,5 g достаточно, — возразил Сэй–молодожен.

А капитан сказал вот что:

— Ребята, у меня противоположное предложение, точнее сказать, личная просьба. Об интимном говорить не принято, но мы все свои здесь, одна семья. Дело в том, что Джэтта ждет ребенка. И ребенку, сами понимаете, нужны нормальные условия для развития: при полуторной массе, ускорение — 0,66 g . Именно такой режим соблюдался на “Паломнике”: при повышенной массе пониженное ускорение, в результате обычный вес, привычный и неизменный. Но если соблюдать его, за счет чего же мы будем обгонять?

— За счет чего обгонять будем? — спросил я. И добавил, что все равно при полуторной массе нормальных условий для развития ребенка быть не может, разумнее всего уложить Джэтту в саркофаг.

Но был встречен бурными нападками всех женщин. Джэтта обозвала меня бесполым чудовищем, Сэтта — живой машиной, Гэтта — всего лишь ходячим сухарем. Но так как догонять нам все‑таки надо было, остановились на скромном ускорении — 0,9 g (перегрузка — 1,35), какой‑то видимости обгона. Так настроили двигатель и легли спать.

Что‑то хорошо мне спалось в ту ночь, несмотря на нервозные споры, оскорбления и ревность. Проснулся я бодрый, освеженный. Когда сознание прояснилось, подумал: “Какими же мы стали чувствительными — живые весы. Перегрузка 1,5 тяжеловата, а 1,35 ощущается как заметное облегчение”.

И глянул на приборы. И увидел 0,7. Ускорение — 0,7, перегрузка — 1,05!

А тогда… тогда я нажал кнопку “Тревога”.

Через несколько минут мои друзья сбежались в рубку, на ходу протирая глаза и застегивая комбинезоны.

— В чем дело! Где авария? Кто дал сигнал “Тревога”?

— Ребята, хаффат! — сказал я с деланным пафосом. — Измена на “Справедливости”! Пока мы спали, кто‑то снизил скорость.