Анатолий Днепров - Глиняный бог

Это был один из тех редких случаев, благодаря которым в науке иногда совершаются большие открытия.

В одну из ночей у аквариума дежурил я. Как и все дежурные, я должен был следить за давлением кислорода, за концентрацией водородных ионов в питательной среде и температурой раствора. Она не должна была подниматься выше температуры человеческого тела. Регулирование температуры достигалось при помощи небольшой водяной бани, на которой стоял аквариум с костью. Температура бани, в свою очередь, изменялась в зависимости от сопротивления реостата, при помощи которого менялся накал электрической печки.

Так вот, примерно около трех часов ночи я задремал. Не знаю, сколько я проспал, — но проснулся от ощущения, как будто бы мне под нос поднесли тарелку горячего супа. Я быстро вскочил со стула и оцепенел: из аквариума валил пар. Я взглянул на термометр. Он, к моему ужасу, показывал семьдесят градусов!

Оказывается, во время сна я случайно сдвинул рычаг реостата!

Я моментально вывел реостат до отказа, помчался к водопроводному крану, намочил в холодной воде полотенце и обернул его вокруг банки с костью. Температура стала медленно снижаться, но пар шел из аквариума еще в течение часа. Весь обессиленный и потный я уселся возле банки, думая о том, что будет с Дешленом, что будет со всеми нами, когда он узнает о случившемся.

При свете лампы я стал рассматривать сваренную мною кость и вдруг заметил, что она изменила свой цвет. “Скрыть случившееся не удастся. Уж очень она изменилась”, — думал я.

Из бело–розовой кость стала красной. Более того, из нее выползло множество мелких белесых волоконец, которые медленно колыхались в токе кислородных пузырьков. К моему ужасу, эти волоконца быстро росли, и под утро кость покрылась плотной бахромкой, которая продолжала разрастаться. Кость стала походить на камень, обросший густыми водорослями. Катастрофически быстрое изменение кости повергло меня в панику. Я не выдержал и решил разбудить профессора, чтобы признаться ему во всем. Шатаясь, я пришел к нему в кабинет и тронул его за плечо. Он спал не раздеваясь, сидя в кресле.

— В чем дело? — сразу же вскочил он на ноги. — Что случилось?

— Профессор, случилось несчастье… Посмотрите, что я наделал…

Дешлен, как метеор, перелетел через весь зал и уставился на банку с фараоном.

Так он стоял, согнувшись над ней в течение нескольких минут, не произнеся ни слова. Затем хриплым голосом он спросил:

— Как это вам удалось?

— Температура поднялась выше нормы… Значительно выше… Почти до кипения…

— Я так и знал, — прошептал Дешлен. — Интуитивно я чувствовал, что это необходимо… Это было необходимо, чтобы ускорить реакции… Но я не мог себе этого доказать. Ведь в живом организме размножение клеток происходит при нормальной температуре. Я это знал, но доказать не мог… Какое счастье…

Он вдруг повернулся ко мне, его лицо засияло огромной радостной улыбкой. Он крепко меня обнял и поцеловал.

А я стоял, как каменный истукан, и ничего не понимал.

Когда через несколько минут мы оба снова посмотрели в аквариум, кость потеряла свой первоначальный вид. Она превратилась в комок бледно–розового мха, стала походить на огромную волосатую губку. Некоторые, теперь уже переплетенные в толстые нити волокна достигли поверхности раствора. Дешлен закричал громовым голосом:

— Срочно готовить большую ванну! Срочно заливать универсальным питательным бульоном! Срочно будить всех! Я помчался вниз и притащил наверх сонную Ирэн. На ходу одеваясь, из препараторской вышел Жокль.

— Что случилось? Скажите, ради бога, что случилось? — лепетала Ирэн.

— Случилось? Ага, случилось то, что мы вправе назвать полной революцией. Наш Сахура ожил. Он решил восстать из мертвых. Он растет, причем как быстро!

Я не буду описывать охвативший после этого всех нас радости. В лаборатории закипела лихорадочная работа. Мы таскали бутыли с растворами, устанавливали огромный, длиной до двух метров, аквариум, носились с электрическими печками, с термометрами, с газовыми баллонами.

Мимо нас, перепрыгивая с одного угла лаборатории на другой, пролетал профессор Дешлен, давая на ходу указания, что и как нужно делать.

Затем он вдруг остановился посреди лаборатории и закричал:

— А ведь это идея! Это — гениальная идея!

Он подбежал ко мне и сильно тряхнул за плечо:

— Помните, когда вы принесли прах Сахуры, вы и насмешку сказали, что его хватит на десять фараонов? Помните?

Я недоумевающе посмотрел на него.

— Так вот, дорогие мои друзья. Здесь хватит материала не на десять, а на сто фараонов. Мы можем построить целую фабрику, которая будет выпускать царей из Абусира в любом количестве!

Мы снова решили, что профессор свихнулся. А он продолжал громко вдохновенным голосом:

— Но сейчас мы поставим себе более скромную задачу: мы сделаем двух фараонов. Жокль, устанавливайте рядом с этой ванной запасную. Это будет блестящим доказательством нашей идеи!

— Как, профессор? — спросила Ирэн. — Ведь у нас только одна кость, одна затравка!

— А что нам мешает ее разделить на две части? На четыре? На сколько угодно… Ведь теперь все равно из любой части у нас вырастет то, что нам нужно.

Этой идеей мы были поражены, как громом. Действительно, теперь мы можем… боже, теперь мы можем делать что угодно!

Когда обе ванны были установлены и залиты растворами и к ним было подведено обогревание и кислород, Дешлен аккуратно вытащил из аквариума теперь уже большую и обросшую плотной тканью кость и положил ее на стерилизованное стекло. При помощи хирургической пилы он разделил кость на две равные части. Своими руками он опустил каждую из них в ванны.

— Из этой кости вырастет Сахура первый, — торжественно произнес он. — А из этой — Сахура второй!

Мы смотрели на торжественный акт крещения будущих благодетелей Франции со смешанным чувством восхищения, радости и страха перед неизвестным.

5

Оба фараона разрастались не по дням, а по часам. Мы едва успевали готовить новые растворы и анализировать старые. По мере того, как росли наши подопечные, рецептура питательных растворов становилась все менее и менее точной. Дешлен уже не называл количества веществ с точностью до сотых долей миллиграмма, а говорил: “Возьмите примерно столько‑то…”

— Каждый живой организм, — сказал он, — из массы питательных веществ усваивает ровно столько, сколько ему необходимо.

Примерно через месяц оба египетских царя стали принимать отчетливое очертание человека. Дешлен часами просиживал возле обоих фараонов, делая зарисовки и записи в свой научный журнал.

— Никто и никогда не имел такой возможности наблюдать за развитием человеческих тканей. Впоследствии мне позавидуют многие анатомы и физиологи, — говорил он.