Юрий Брайдер - Гвоздь в башке. Враг за Гималаями. За веру, царя и социалистическое отечество

Поймав кроваво-красную хризантему, Троцкий сунул ее в петлицу и соединенными над головой руками поприветствовал толпу, ответившую ему восторженным ревом. Громче всех надрывались налетчики, уже успевшие перехватить коньячка. Полицейские агенты безмолвствовали. Репортеры строчили.

Дальше все пошло как по нотам. В присутствии большого скопления народа Троцкий воспламенялся, словно племенной бык, подпущенный к телке. Причем воспламенялся всерьез и надолго.

– Товарищи, я рад приветствовать в вашем лице представителей народа, истерзанного войной, голодом и произволом властей! – воскликнул он, обращаясь к сытой, в пух и прах разодетой публике. – Гнев, накопившийся в ваших душах, ищет выход и вот-вот прорвется наружу, сметая все препоны и рогатки, устроенные продажным Временным правительством. В эту беспримерную историческую минуту, когда своевременна лишь одна наука – наука восстания, когда уместно лишь одно искусство – искусство баррикад, пролетариат должен сплотиться для решительного штурма бастионов буржуазии, в том числе и тюрем, в одной из которых, небезызвестных «Крестах», мне недавно довелось побывать…

Получивший некоторую передышку Джон Рид вернулся к кофе и мадере. Слушать набор этих трескучих фраз, в которых махровая демагогия сплеталась с дешевым популизмом и явной ложью, желаемое выдавалось за действительное и все призывы адресовались не сознанию, а самым темным инстинктам слушателей, для здорового организма было столь же вредно, как и вдыхание опиумного дыма.

С балкона Троцкий вернулся возбужденный, как после бурной любовной встречи, и сразу набросился на остывшего цыпленка. Джон Рид не преминул подольститься к нему:

– Своими речами, Лев Давыдович, вы кружите голову не только простым рабочим и солдатам, но и поднаторевшим политикам. Недавно один видный революционер в приватной беседе признался мне, что поклонялся Ленину только до тех пор, пока не услышал вас. Далеко, говорит, еще Ленину до товарища Троцкого. Этот и мертвых поднимет на баррикады.

– Только, пожалуйста, не противопоставляйте меня Ленину. – Троцкий перешел к десерту. – Ленин великий революционный стратег, и этого не могут затмить его отдельные идеологические и оганизационные ошибки, идущие от чрезмерного догматизма.

– Пусть он и стратег, спорить не буду, да только без вашего тактического чутья ничего не добьется. Что стоил бы Наполеон без своих солдат и своих пушек? А вы один замените целую армию.

– Вы так считаете? – Любой комплимент в свой адрес Троцкий принимал за чистую монету.

– Не я один! Такого же мнения придерживаются и большинство мыслящих революционеров. Да вам только захотеть – и Временное правительство капитулирует. Весь трудящийся Петроград, весь гарнизон, все балтийские матросы выступят по первому вашему зову. А когда победите здесь – просим на Запад. Но уже не под видом туриста, а во главе революционных армий. Грохот солдатских сапог для тамошних обывателей – куда более весомый довод, чем призывы агитаторов. Может случиться так, что Европейская социалистическая республика возникнет не через пять лет, а уже через год-два.

– Мысль, безусловно, занятная… – Троцкий призадумался. – А какую роль в этом плане вы отводите Ленину?

– Роль тени отца Гамлета, какую же еще. Где он сейчас? Никто не знает. Или опять сбежал за границу, или прячется в каком-нибудь глухом углу. Если и вернется, так только в самый канун восстания, чтобы снова сбить всех с толку, как это было в апреле.

– Какой нынче месяц? – спросил Троцкий, вслушиваясь в уличный шум, вновь расцвеченный приветственными возгласами «Лев Давыдович, с возвращением вас!» и «Лев Давыдович, покажитесь хоть на секундочку!».

– Да уж сентябрь наступил.

– Осень, моя любимая пора… А почему бы не подгадать революцию к двадцать пятому октября, дню моего рождения? – Пока это звучало только в порядке шутки, но ведь недаром говорят, что хорошая шутка дело рядит.

– Было бы просто замечательно! – Рида от собственной безудержной лести уже просто выворачивало. – Великая октябрьская троцкистская революция! Звучит!

– Надо подумать. – Троцкий промокнул салфеткой губы.

Рид вспомнил, что почти то же самое ему недавно говорил Сталин. Ну и мыслители подобрались, прямо один к одному! Спинозы на вас нет!

Страсти снаружи тем временем все накалялись, и в окно летели уже не только цветы, но и более увесистые предметы. Патронная гильза от трехлинейки, например, едва не угодила в вазу с фруктами.

– Уж простите меня. – Троцкий встал. – Нельзя долго испытывать терпение революционных масс. Мы ведь, по сути, всего лишь народные слуги. Пойду брошу парочку ободряющих слов.

Спустя минуту с балкона уже доносилось сакраментальное:

– Превратим перманентную бойню в перманентную революцию!

Теперь можно было вздохнуть спокойно. Переходя с митинга на митинг, с одного собрания на другое, с трибуны на трибуну, пересаживаясь из президиума в президиум, Троцкий поневоле дотянет до самого грандиозного представления в своей жизни – всеобщего вооруженного восстания. А уж потом пусть хоть удавится! Дальнейшее Джона Рида не интересовало.

Громадная деревянная бочка на колесах, запряженная парой костлявых кляч, негодных даже для живодерни, задом подкатила к берегу канала, огибавшего нищую городскую окраину. Содержимое бочки глухо плескалось, наполняя окрестности резким зловонием тюремного нужника.

Мужичок-парашник долго мучился с пугливыми лошадками, подгоняя их поближе к воде. Когда же дощатая крышка с ассенизаторской бочки была наконец снята, из густых нечистот, словно Нептун из пены морской, восстал могучий бородатый мужчина в драной тельняшке. Прохожие старушки, невольные свидетельницы этого воистину чудесного явления, перекрестились и от греха подальше пустились наутек.

Тщедушный парашник был заранее готов к подобному повороту событий, однако на всякий случай спрятался за лошадьми, словно ища защиту у этих разнесчастных тварей.

Слов благодарности от своего не совсем обычного пассажира он не ожидал, но и к такой лавине забористого военно-морского мата был тоже не совсем готов.

– Ты почему, селедка пучеглазая, драть тебя реей в зад, дерьмо под самую крышку налил? Сказано ведь тебе было, пингвин ушастый, только полбочки наливать!

– Кабы это от меня одного зависело, – стал оправдываться парашник. – Тюремный надзиратель над душой стоял и в каждое поганое ведро палкой тыкал. Кто бы меня с полупустой бочкой за ворота выпустил? Стража сразу бы недоброе заподозрила.

– Хорошо тебе, черпак дырявый, сейчас баланду разводить, а мне дерьмо пришлось глотать! – В доказательство этих слов моряк продемонстрировал свою бороду, слипшуюся явно не от каши с маслом. – Нас, балтийских матросов, в чем только не топили – и в соленой воде, и в собственной крови, и в зыбучих песках, а вот в говне еще никогда!