Святослав Логинов - Многорукий бог Далайна. Свет в окошке

С утра он был в дурном настроении. Близился мягмар, со времени постройки последнего оройхона прошло больше двух месяцев, а он, ничего не делая, терял время на службе у вана.

— Как?! — вскричал Киирмон. — Ты не знаешь Чаарлаха? Это же лучший сказитель страны! Он единственный полностью знает историю сотворения мира, говорит он, не подыгрывая на суваге, а когда начинает рассказывать байки, люди падают от смеха в нойт. Послушать Чаарлаха — большая удача. Я знаю, что ты толковей других и потому зову тебя.

— Так он наверняка в покоях у одонта, — сказал Шооран. — Кто меня туда пустит?

— Чаарлах сидит на мокром оройхоне. Еще ни одному одонту не удавалось зазвать его к себе. Чаарлах говорит, что если ван захочет слушать его истории, он не должен бояться промочить ноги.

— Идем, — сказал Шооран, вставая.

Через две минуты он был готов и вышел к ожидавшему Киирмону. При виде Шоорана тот ахнул:

— Доблестный воин, ты что же собрался идти на земли изгоев в доспехе? Цэрэгов там не любят, особенно когда они ходят в одиночку.

— Я иду не воевать, а слушать сказителя, — возразил Шооран. — Чаарлах приглашал к себе вана, неужели он откажет цэрэгу?

— Как знаешь, — сказал Киирмон, — но я бы не рискнул идти так.

К началу представления они опоздали. Маленький плешивый старичок уже сидел на застеленном кожей камне лицом к недалекому далайну, а вокруг расположились несколько дюжин слушателей. При виде цэрэга по толпе прошло волнение, несколько человек приподнялись было со своих мест, но Чаарлах движением сухой руки навел порядок. Шооран и Киирмон, выбрав место, расстелили принесенные лоскутья кожи и уселись. Старикашка громко, так что всем было слышно, рассказывал правду о сотворении мира. Рассказывал иначе, чем другие, не боясь задать вопрос. Срединные века имели начало и конец — как Тэнгэр успел вырыть далайн, не имеющий дна? И где взял столько воды? И если у далайна действительно нет дна, то во что упираются восемь столбов, увенчанных суурь-тэсэгами? Или Тэнгэр продлил далайн до тех глубин, куда стремятся падающие тела, и потому потерявшая вес влага не выливается? И на все вопросы сказителя Тэнгэр насмешливо отвечал: «Нет, я сделал иначе, а как — тебе, не бывшему рядом, не догадаться вовек».

Такого рассказа Шооран прежде не слыхивал, а ведь он и сам не раз гадал, почему влага не выливается из далайна, если у того нет дна.

Когда рассказчик умолк, из толпы раздался громкий молодой голос:

— Отец, расскажи про объевшегося чавгой!

— Нет, — усмехнулся Чаарлах. — Сегодня будет другая сказка — про непобежденного жирха.

По толпе прошла волна, все уселись удобнее и вновь приготовились слушать. Сказки про жирха не знал никто. Чаарлах начал торжественным речитативом, каким рассказывают о сотворении мира и других великих делах:

Окончив строительство и на бессчетные века избавившись от Ёроол-Гуя, старик Тэнгэр вернулся к алдан-тэсэгу, чтобы наконец вкусить отдых. Но оказалось, что место на алдан-тэсэге занято — пока хозяина не было, мелкий жирх вполз на вершину и разлегся поперек алдан-тэсэга. Тэнгэр наклонился и дунул, чтобы очистить место, но жирх вцепился в сиденье всеми своими ножками, которых у него много больше, чем нужно для ходьбы, и не слетел. Тэнгэр хотел раздавить непрошенного гостя пальцем, но жирх сказал ему:

— Я вонючий жирх, и если ты раздавишь меня, то благоуханный алдан-тэсэг станет смердеть во веки веков. Будет ли тебе приятно думать о вечном среди вони?

— Тогда сойди с алдан-тэсэга сам, — сказал Тэнгэр.

— Ни за что! — заявил жирх. — Вы, могучие и бессмертные могли только драться друг с другом. Ну так деритесь, а миром управлять стану я.

— Ну уж этого не будет! — сказал Тэнгэр. Он спустился вниз и сорвал пучок свежей травы, чтобы смахнуть жирха долой. Но пока Тэнгэр ходил, кончилось малое время жирха, и он умер. Тэнгэр взглянул на дохлую тварь и понял, что ему уже никогда не победить жирха. Пусть он мал и мерзок, но он был на алдан-тэсэге и вонял оттуда на всю вселенную, и умер там, никем не выгнанный, а значит — непобежденный. И те твари, чья жизнь еще короче, чем у жирха, верили, что миром с давних пор и до скончания веков правит царственный жирх, да пребудет вечно сухой дюжина дюжин его цепких лапок.

Конец сказки был встречен напряженным молчанием. Люди сидели, боясь оглянуться на молодого цэрэга, а сам Шооран обратил внимание, что несколько человек встали и уходят, стараясь не повернуться к нему лицом. И все же двоих он узнал. Это были жители его оройхона, и скорее всего, они испугались быть узнанными.

Один из изгоев, слишком сильный и хорошо вооруженный для простого отщепенца, поднялся и положил перед сказителем несколько больших чавг. Следом потянулись остальные слушатели, каждый клал, что мог. Подошли и Киирмон с Шоораном. Сказитель цэрэгов подал сладкую лепешку. Шооран достал мешочек с наысом и спелый плод туйвана.

— В твоей сказке, — сказал он, — словно в алдан-шаваре, два яруса. Нижний стоит грибов, верхний — туйвана.

— Ты поэт, мальчик, — промолвил Чаарлах. — Зачем тебе копье?

Шооран не ответил, лишь сказал:

— Отец, переночуй эту ночь у меня.

— Я привык здесь, — Чаарлах улыбнулся, — поближе к Ёроол-Гую. Нам было бы скучно друг без друга. Но вечером я снова буду рассказывать истории. Если хочешь — приходи.

Предложение казалось провокационным. Для одинокого цэрэга соваться на мокрый оройхон перед наступлением темноты было равносильно самоубийству. Но все же Шооран ответил:

— Я приду.

При этих словах стоящий неподалеку молодой изгой, тот, что просил сказку про обжору, презрительно фыркнул и пошел прочь. Шооран успел разглядеть лишь скатанный в узел хлыст из уса парха, который парень не посчитал нужным спрятать, да искалеченную щеку изгоя. Такой след оставляет на живой коже башмак цэрэга с вправленными в него иглами.

Вечером Шооран вновь пришел на мокрый оройхон. Как и в прошлый раз он был в доспехах цэрэга, но без копья. Шооран понимал, что рискует, но он хотел добиться, чтобы здешние изгои признали его право ходить по их землям.

На этот раз кроме Шоорана не оказалось ни одного гостя с сухих мест. И было ясно, что не изгои собрались здесь, а бандиты. Хотя и простых изгоев, что жили, перебиваясь со дня на день, тоже хватало. Но все первые ряды занимали вооруженные мужчины, достаточно сильные, чтобы выдержать жизнь на мокром, но строптивые и непокорные и потому не сумевшие устроить свое существование по закону ванов. Шооран уселся в последнем ряду, позади копателей чавги, нищих собирателей харваха, позади калек и ненормальных, которыми было переполнено побережье.

За спиной Шоорана в нескольких дюжинах шагов мертвенно светился далайн. Он не спал никогда, ночью как и днем холмы влаги бились о кромку оройхона, а не нуждающийся в свете Ёроол-Гуй мог выйти на берег. Далайн был совсем близко, и Шооран не выдержал. Посреди рассказа он бесшумно поднялся. Его ухода никто не заметил, свечение далайна не рассеивало темноты. Люди завороженные голосом сказителя, сидели спиной к далайну, и лишь сам Чаарлах мог видеть, как бесшумно клокочет светящаяся влага, а потом далайн медленно гаснет, заслоненный громадой новой земли. Но звучный молодой голос согнутого временем старика не задрожал и никак не выдал волнения. Чаарлах продолжал рассказывать длинную и трогательную историю о пяти братьях, один из которых оказался илбэчем.