Майкл Шаара - Книга

Это были самые настоящие люди. Насколько Боклер мог судить, не было заметно ни малейшей разницы. Это было еще не так страшно - одинаковые условия обычно порождают схожие расы, - но в этих странных мужчинах и женщинах чувствовалось что-то суровое и могучее, в известном смысле почти величественное. Стройные и загорелые, сложены они были великолепно. Особенно красивы были их женщины. Одеты они были в ткани различных расцветок, простых и примитивных фасонов, но сами отнюдь не казались примитивными. Они не кричали, не волновались, не сновали без толку туда-сюда, и нигде не было заметно ни малейших признаков оружия. Более того, люди не казались особенно любопытными. Круг возле корабля не увеличился, хотя время от времени подходили новые люди, другие уходили, не слишком интересуясь происходящим. Только дети выглядели действительно взволнованными.

Боклер стоял у экрана и наблюдал. К нему неожиданно присоединился Купер, тот глядел без всякого интереса, пока не увидел женщин. Особенно одну девушку - с затененными черными глазами; ее тело, казалось, состояло из мягких холмиков. Куп широко улыбнулся и крутил ручку увеличения, пока на экране не осталась одна эта девушка. Он оценивающе разглядывал ее и комментировал Боклеру, и тут вошел Вьятт.

- Погляди-ка на эту, Билли. - Куп прямо рычал от восторга. - Друг, мы прибыли как раз куда надо!

Вьятт очень сдержанно улыбнулся, быстро повернул ручку, чтобы закрыть толпу, окружавшую корабль.

- Никаких неприятностей?

- Да нет же, - уверил его Куп. - И воздух хорош. Жидковат, но практически чистый кислород. Кто выходит первым?

- Я, - резонно заявил Вьятт.

Он ведь не нужен на корабле. Никто не возражал. Куп улыбнулся, когда Вьятт вооружился. И предупредил, чтобы тот не приближался к миловидной черноглазой девушке.

Вьятт вышел.

Воздух был чист и прохладен. Легкий ветерок задевал листья, и Вьятт моментами прислушивался к отдаленным колокольчикам птичьих голосов. Ведь это последний раз идет он на прогулку по неизвестному миру. Он постоял немного у люка, прежде чем шагнуть вперед.

Кольцо людей не двинулось при его приближении. Рука Вьятта поднялась в жесте, на который Картографическое подразделение привыкло полагаться, считая его универсальным знаком мирных намерений. Он остановился против высокого монолитного старика, закутанного в зеленую ткань. Громко сказал:

- Привет! - и торжественно поклонился.

Затаив дыхание, Боклер наблюдал с корабля, держа толпу на прицеле, как Вьятт совершает обряд приветствия. Никто из высоких мужчин не пошевелился, кроме того старика, который сложил руки и посмотрел с нескрываемым недоумением. Когда обряд был выполнен, Вьятт снова поклонился. Старик широко расплылся в улыбке, дружелюбно посмотрел на кольцо людей, затем совершенно неожиданно поклонился Вьятту. Люди, один за другим, улыбались и кланялись.

Вьятт повернулся и замахал оставшимся в корабле, а Боклер, улыбаясь, отвел пистолет.

Начало было хорошее.

Утром Вьятт вышел один побродить на солнышке среди деревьев и обнаружил девушку, которую видел с корабля. Она сидела в одиночестве у ручья, болтая ногами, погруженными в чистую прохладную воду. Вьятт присел рядом. Она взглянула на него без удивления, глазами глубокими и волокнистыми, точно кусочки породистого дерева. Потом низко поклонилась. Вьятт улыбнулся и ответил на поклон.

Не церемонясь, он скинул ботинки и погрузил ноги в воду. Вода была нестерпимо холодная, он даже присвистнул. Девушка улыбнулась ему. К его удивлению, она тихо, без слов, замычала какую-то песенку. Мелодия была приятная, он довольно скоро уловил гармонию и начал подпевать. Она засмеялась, и он засмеялся с ней, ощущая себя совсем иным. "Я Билли", захотелось ему сказать, и он снова засмеялся. Гораздо уютнее было сидеть и ничего не говорить. Даже ее тело, которое было великолепно, не возбуждало в нем ничего, кроме спокойного восхищения, он сам удивлялся, на себя глядя.

Девушка подобрала его ботинок и критически его разглядывала, с интересом что-то лопоча. Ее прекрасные глаза расширились, когда она заиграла с пряжкой. Вьятт показал ей, как застегивается, она в восторге захлопала в ладоши.

Вьятт достал из кармана кое-какие предметы, и она их исследовала один за другим. Ее озадачила только фотография на удостоверении. Она разглядывала ее, потом его самого, качала головой. Наконец, нахмурилась и вернула фотографию Вьятту. Ему показалось, она приняла ее за скверное произведение искусства. Он усмехнулся.

Быстро пробежал день, солнце начало заходить. Они пели еще, исполняли друг другу песни, которые ни тот ни другая не понимали, но оба ими наслаждались. Только много времени спустя Вьятту пришло в голову, как мало любопытства она проявила. Они совсем не поговорили. Ее не интересовал ни его язык, ни его имя, и, странно, он весь день не ощущал никакой необходимости в словах. Двое людей, не проявившие никакого любопытства и ничего друг от друга не требующие, провели вместе радостный день. Одно-единственное слово сказали они друг другу - до свидания.

Растерянный, Вьятт тяжелой походкой вернулся на корабль.

Первую неделю Боклер использовал каждый час своего бодрствования, чтобы изучить язык планеты. С самого начала он почувствовал необычность и своеобразие этих людей. Их поведение было в чем-то странным, хотя ни в каком определенном отношении они не отличались от человеческих существ. Но вели они себя не совсем как люди. Они были почти лишены чувства ужаса, чувства удивления. Только детей, кажется, изумило появление корабля, только дети вертелись вокруг и разглядывали его. Почти все остальные вернулись к своим обычным делам - вероятно, сельскохозяйственным работам, и, когда Боклер пытался изучать язык, он нашел, весьма немногих, желающих тратить время на то, чтобы учить его. Но они всегда были более или менее вежливы, и, как следует им докучая, он стал преуспевать. На второй день, когда Вьятт вернулся от темноглазой девушки, Боклер доложил ему о некотором прогрессе.

- Прекрасный язык, - сказал он, едва Вьятт успел войти. - Удивительно развит. Чем-то напоминает нашу латынь, конструкции того же типа, но мягче, более флективный. Я пытался читать их Книгу.

Вьятт задумчиво сел и зажег сигарету.

- Книгу? - удивился он.

- Да. Книг у них много, но у каждого есть именно эта - они держат ее на почетном месте в доме. Мне надоело их спрашивать, что это такое, наверное, Библия или что-то в этом роде, - но они так и не потрудились мне растолковать.

Вьятт вздрогнул, мысленно уносясь прочь.

- Я их просто не понимаю, - задумчиво сказал Боклер, довольный, что у него есть слушатель. - Не могу постичь. Они разумны, сообразительны - но у них нет ни капли любопытства ни к чему, даже друг к другу. Господи, да ведь они даже не сплетничают!