Кеннет Балмер - Воин Скорпиона (сборник)

Когда глядишь на далекие огненные точки, прихотливо слагающиеся в фигуры животных, людей и чудовищ, на тебя поневоле нисходит умиротворение. Но эти крошечные огоньки способны образовать осмысленные очертания лишь в воображении человека. Его ум требует привычных форм, и находит их даже в бесконечном хаосе, наполненном звездами.

Засмотревшись на созвездия, я споткнулся о терновый куст и выругался. После чего уже постоянно глядел на тропу и лишь изредка посматривал для ориентировки на небо.

Всякая горячка боя покинула меня. Я не дрожал поскольку температура тут ночью стояла умеренная, однако меня снова охватили мрачные раздумья о том, как бессмысленны, в сущности, слепые убийства. Сколь часто — помнится размышлял я следуя на юг и двигаясь навстречу судьбе, уготованной мне Звездными Владыками — мне доводилось видеть людей, которые похоже действительно наслаждались, причиняя боль другим. Эти люди в мундирах, с дубинками и кнутами, потакая своим извращенным желаниям, издевались над несчастными. Наслаждался ли я сам теми чувствами какие испытывал, разрубая кого-нибудь мечом? Трепетал ли от возбуждения, когда мой клинок вонзался чей-то живот? Да простит меня Бог, если это так, — но такого не бывало тогда и не бывает по сей день. Наверно, в этом и состоит мое наказание — в ситуации, где надо либо убивать, либо быть убитым, я выбираю более легкий путь и убиваю, чтобы спасти свою жизнь и жизнь тех, кого люблю.

Предаваясь таким вот раздумьям, я шел и шел вперед. Мое мрачное душевное состояние объяснялось просто: я так сильно тосковал по моей Делии Синегорской, что такой тоски не в силах выдержать ни один смертный, или так мне во всяком случае казалось. Погруженный в подобные думы я и не заметил как вышел развалинам. Тут и там громоздились груды камней, среди которых попадались перекрученные колонны, сломанные арки и обвалившиеся купола озаренные розоватым светом первой из еженощной процессии крегенских лун.

Небольшой ручеек, сопровождавший меня все это время, здесь заметно расширился и омывал источенные ступени лестницы-причала. В зарослях среди усеченных колонн, казалось, затаились враждебные тени. Я мельком отметил странные образчики языческой скульптуры — змеевидные фигуры, извивающиеся по поверхности каменных блоков. Эти изваяния намекали на демонологию более древнюю, чем любая из нынешних цивилизаций процветающих на этом континенте Турисмонд.

Народ рассвета (или, если переводить крегенское название буквально, «народ восходящего солнца») некогда выстроил свои города по берегам внутреннего моря. Ныне эти берега почти на всей своей протяженности лежат в запустении. Лишь в некоторых местах мощный замок, укрепленный поселок или город предоставляет окрестным территориям хоть какую-то защиту от пиратских набегов. Я сам устраивал подобные набеги на северный берег — берег божества зеленого солнца Гродно; и слышал ужасающие рассказы о схожих набегах на южный берег, преданный Зару — божеству красного солнца Зим. А сорзарты грабили и северный, и южный берег, а также восточный берег, принадлежащий Проконии — там, где я, похоже, находился сейчас — с безразличием истинных атеистов. Я коснулся рукояти одного из мечей, с симпатией вспомнив внушающий уважение арсенал Хэпа Лодера и своих кланнеров Фельшраунга — и двинулся дальше.

— Стой и назовись — не то ты покойник!

Окликнувший меня голос казался твердым, уверенным и бесшабашным. Он явно принадлежал Сегу Сегуторио, хотя не мог разглядеть его самого.

Выходит он несомненно опытный воин.

— Дрей Прескот, — отозвался я, не останавливаясь.

Сег и госпожа Пульвия ждали на краю облицованного камнем неглубокого бассейна в форме раковины. Вода одного из рукавов ручья, переливаясь розовым и серебром при свете луны, втекала в него непрерывной струйкой. Над ними отбрасывала остроконечную тень оббитая статуя женщины. Время стерло ей лицо, но пощадило потрескавшиеся мраморные крылья за её узкими плечами.

— Ты цел, Дрей?

— Цел, Сег. Как видишь.

Вот так просто мы начали тогда называть друг друга по имени.

— Ну тогда, слава занавешенному Фройвилу!

— А вы … госпожа Пульвия?

Услышав мои слова, она подняла склоненную над ребенком голову и устремила на меня пустой невидящий взгляд. Я понял: какое б там путешествие нам ни понадобилось предпринять, ей не обойтись без нашей поддержки. Через минуту она снова опустила голову и стала тихо и монотонно напевать, баюкая ребенка. Младенец крепко спал, засунув в ротик пухленький палец.

Какой-то миг я не мог вспомнить, когда я сам спал последний раз. Настороженность и бдительность начали покидать меня. Все кости ныли; это означало, что я устал не на шутку. Но офицер королевского флота вынужден рано овладеть навыком поддерживать силы, подолгу обходясь без сна. Я ещё мог какое-то время продержаться на ногах, но с учетом нашего положения всерьез подумывал об отдыхе. Сон позволил бы восстановить и накопить силы, которые мне ещё пригодятся — ибо действовать, возможно, придется в чрезвычайных обстоятельствах.

Как бы я ни был измотан, мой глаз мгновенно уловил какое-то движение в пурпурных тенях под потрескавшимися крыльями статуи. В моей руке тут же оказался меч. Но Сег засмеялся и успокоил меня:

— Полегче, Дрей, дикий ты лим! Это же Кафландер, писец, один из слуг госпожи.

Тот, кого назвали Кафландером, вышел из тени. Теперь луна ярко озаряла его высокую, очень сутулую фигуру. Скудные волосы блестели на том розоватом свету. Идущий по краю белого балахона писца узор из расположенных в шахматном порядке красно-зеленых клеток, признаться, на какой-то миг привел меня в замешательство. Ведь в голове у меня все ещё отдавалось эхо яростных столкновений приверженцев красного и зеленого. Лицо Кафландера несколько напоминало морду безобразных птицеголовых рап. Однако имелись и значительные различия: на мой взгляд человеческого в его чертах явно наблюдалось куда больше той малости людского какая ещё оставалась у рап. Это был релт. Эти создания в большинстве своем отличаются мягким нравом. Многие из них, попав рабство, вскоре чахнут и едва не умирают, другие же находят смысл жизни в служении своим хозяевам. Обычно их используют в качестве писцов, библиотекарей и бухгалтеров. Релт стоял ко мне вполоборота, изучая меня взглядом блестящих, как у птицы, глаз. По этой его позе я догадался — тот глаз, который был мне не виден, успел подвергнуться не самому приятному воздействию.

— Ллахал! — поздоровался он и замер в ожидании ответного приветствия. Его согбенная поза, казалось, выражала полную покорность.

— Ну? — грубо осведомился Сег.

Кафландер-релт сник.