Николай Шагурин - Эта свирепая Ева

В каюте капитана Леха, обставленной по-спартански неприхотливо, сидят секретарь партбюро Колосов и заместитель Кудоярова по научно-исследовательской работе Зеленцов. Капитан Лех, в белоснежной рубашке с короткими рукавами, будто только сошедшей с гладильной доски, положил мускулистые, узловатые, как корни, рукн на. карту.

- Давайте, товарищи, восстановим факты ЧП в их последовательности, - говорит он, как всегда, негромко. - Вчера, 6 августа, в 12 часов 35 минут наш гидровертолет, находившийся в свободном поиске с Кудояровым и еще пятью человеками на борту, был обстрелян самолетом неизвестной национальности. Стрельба велась из крупнокалиберного пулемета. Были пробиты баки с горючим, вертолет сел на воду. Руководитель экспедиции и члены экипажа исчезли. Никаких следов борьбы, например, крови в кабине не обнаружено. Только рация оказалась разбитой. Но еще до аварии Кудояров успел дать радиограмму, в которой указал пункт, где это произошло. Он сообщил, что к вертолету направляется моторная яхта под тринидадским флагом. Таковы факты, которыми мы располагаем.

- Маловато, - заметил Колесов, крупный, полный блондин, лет за сорок, очень добродушный, но скупой на слово.

- Но эти данные позволяют сделать кое-какие определенные выводы, - продолжал капитан Лех. - Как вы полагаете, Марк Сергеевич? - обратился он к Зеленцову, худощавому брюнету в очках с толстыми стеклами, большому знатоку тихоокеанского бассейна и находящихся в нем островов.

- Ясно, что мы имеем дело с заранее спланированным и подготовленным похищением, - сказал Зеленцов.

- Цель которого, - добавил Колесов, - выяснить: находится ли профессор Румянцев на "Академике" и захватить несколько человек из экипажа, чтобы установить маршрут "Академикам.

- Это, - резюмировал капитал. Лех, - уже кончик нити, которая может привести к тем, кто задумал и направлял это злодеяние... Вы знаете, что вчера во второй половине дня и сегодня с восходом солнца "ОКО", наша орбитальная управляемая станция в космосе, с помощью всех своих оптических и локационных средств обшаривает океан. Однако товарищ Донец до сих пор ничего утешительного нам сообщить не смог.

Вчера же мы связались по радиотелефону с руководством института, а оно в свою очередь вошло в правительство с информацией о случившимся.

- Разрешите закурить, Лех Казимирович, - спросил Колесов, - вытаскивая пачку сигарет.

- Пожалуйста, Фотий Степанович, - сказал капитан Лех. Нам пока и остается только что закуривать...

Сам капитан Лех, к всеобщему удивлению, не пил и не курил. Надо полагать, что в Лаберленде, этой сказочной заоблачной стране морских саг, этой Валгалле * старых морских волков, где очень много рома и табаку - курительного и жевательного, ему было бы скучновато...

- Вчера же вечером, - хмурясь продолжал капитан Лех, - мы получили приказ: "Следуйте своим курсом, ждите дальнейших указаний". Буквально вслед наша рация получила очень странную радиограмму: "Борт дизель-электрохода "Академик Хмелевский". Капитану Леху, замполиту Полундра. Терпим бедствие пустынном берегу южноамериканского материка на границе эквадорских джунглей 2 градуса южной, широты 79 градусов западной долготы. Находимся краю гибели. Срочно ждем помощи. Кудояров. Обратите внимание на детали. Евгений Максимович никогда не обратился бы ко мне по имени. Такую радиограмму, а это по существу "СОС", он адресовал бы "капитану Ковальскому". Второе: "Находимся краю гибели". Вы, Фотий Степанович, и вы, Марк Сергеевич, да и я, слишком хорошо знаем Кудоярова, чтобы допустить возможность такой панической фразы с его стороны. Он ведь не из тех, кто поднимает лапки кверху, это человек, созданный для борьбы. Следовательно, - эта фраза поставлена нарочито, не без умысла. Что касается Скобелева, Найдича, Фомина, Лепета и Апухтина, то это люди надежные, проверенные, не способные на какое-либо предательство. И, наконец, - заключил капитан Лех, - обратите внимание на вымышленную фамилию "Полундра". Вам хорошо известен смысл этого морского выражения: "берегись". Но он, по-видимому, был неизвестен тем, кто вынудил Кудоярова составить эту радиограмму. Таким образом, мы можем сделать вывод, что радиограмма - явно провокационный ход со стороны не Кудоярова, а похитителей, с целью заманить "Академика" в глухую, ненаселенную местность. Мы тотчас поставили в известность Ленинград.

Капитан Лех откинулся на спинку жесткого кресла и, взяв стоявшую на карте чашку "веджвуда", старинного английского фарфора, отпил глоток крепчайшего чая.

В каюту постучали. Вошел радист и подал капитану Леху шифрованную радиограмму: "Следуйте остров Равенуи, в восточной части Тихого океана, где находится французская станция наблюдения и слежения за тайфунами. Французы предуведомлены и готовы вас принять. Ожидайте прихода французского научно-исследовательского судна "Фламмарион", на котором прибудут зарубежные ученые, участники генерального эксперимента. Уполномоченный чрезвычайной правительственной комиссии Кучеренко".

- Ну, значит, в Москве и Ленинграде нажали на все пружины, - сказал Колесов. - Выручим, не сомневаюсь, выручим наших товарищей.

В этот момент зазвонил на столике телефон. Капитан Лех поднял трубку. Звонили из штурманской рубки.

Голос вахтенного: "Лех Казимирович! По правому борту, примерно в пяти кабельтовых дрейфует судно, видимо - неуправляемое".

- Иду! - сказал капитан Лех.

Поднявшись на верхнюю палубу, капитан взял бинокль и увидел то, ради чего его вызывали. Это был большой транспорт по всем данным оставленный командой, один из "Летучих голландцев" океана, "корабль-призрак", каких немало скитается поморям. Кормовой флаг отсутствовал.

"Академик" тоже лег в дрейф. Несколько минут спустя моторная шлюпка с "Академика" подошла к. загадочному судну.

- Эгей, на борту! - закричал в мегафон старпом Шестаков.

Никто не отозвался. Шлюпка обошла вокруг судна и обнаружила свисающий с борта обрывок буксирного троса. По нему и взобрались на покинутый корабль старпом и трюмный механик Молчанов. Они ожидали увидеть все что угодно, только не это.

Палуба была сплошь заставлена штабелями крепко принайтовленных торпед. На второй палубе были сложены авиационные бомбы. Жилые кубрики были забиты крупнокалиберными снарядами. В трюмах - опять авиабомбы. Все это было по большей части изъедено коррозией, но, понятно, взрывчатка сохранила свои смертоносные свойства. Шестаков знал, что начинка из тринитротолуола, кристаллизуясь со временем, становится очень неустойчивой и достаточно стукнуть по корпусу бомбы; чтобы она взорвалась. И если бы это произошло в порту большого города - ни от порта, ни от города не осталось бы и синь-пороха!