Николай Шагурин - Эта свирепая Ева

ему руки.

Селим из Магриба,

арабский географ и моревед

XIV века

Восход солнца в это раннее утро был необычайный, ослепительно ярок. Все оттенки алого и красного с золотом на фоне голубого неба представляли незабываемую картину.

Апухтин и капитан Лех стояли на берегу, и журналист не мог сдержать восхищенного восклицания:

- Здорово! Первый раз в жизни вижу такую красоту! Ведь сказочно красиво, правда, Лех Казимирович?

Капитан Лех слегка покряхтел и многозначительно сказал:

- Дайте срок, Андрей Сергеевич, будет еще красивее...

Апухтин не разгадал зловещего смысла, таившегося в этой фразе: небесная феерия была верным предвестником приближения урагана.

Потом взгляды их обратились к "Академику", стоящему в бухте. Его было не узнать: двое суток на борту корабля кипела напряженная работа, к которой привлекли весь экипаж, научный персонал и свободных от службы авиатехников берега. По последним данным с "ОКО", "Ева" сделала новый пируэт и шла теперь в направлении острова Пасхи. Затем на ее пути лежал остров Равенуи, следовательно, тайфун был уже близко. За двое суток штурманскую рубку разобрали и на месте ее появился стальной обтекаемый бункер, в котором сосредоточили приборы управления автоматическим капитаном, рулем, связь с антеннами и, как заметил Апухтин, там была еще панель неизвестного ему назначения. Это было устройство для дистанционного управления "Перехватчиком ураганов". Так выглядел КП корабля.

С верхней палубы было убрано все, что могло послужить пищей для ярости ветра и волн: "Академик" был "тайфунным кораблем", построенным по особому проекту. Мачты с укрепленными на них приборами ушли в специальные шахты в глубине корабля. Огромные шары, в которых были заключены параболические антенны, до половины притоплены в выемки верхней палубы, отчего профиль "Академика" приобрел очертания трехгорбого верблюда. Шлюпбалки* были сняты и уложены в специальные гнезда, а шлюпки убраны в предназначенные для них камеры (Кудояров сказал, что спасательные средства, кроме индивидуальных, не понадобятся до конца рейса, так как в тайфуне с мощностью "Евы" все равно будут бесполезны). Бьющееся оснащение лабораторий было тщательно упаковано, а наиболее ценный и хрупкий научный инвентарь, который не понадобится в генеральном эксперименте, свезен на берег.

Внутренние помещения судна были наглухо закупорены. Но оригинальная система вентиляции (кстати сказать, позволившая отказаться от палубных грибков-вентиляторов) снабжала воздухом население "Академика", а телефон обеспечивал надежную связь КП с любым уголком корабля.

Во время рейса в тайфуне категорически запрещалось кому бы то ни было показываться на палубе.

"Академик" полным ходом шел в лоб урагану. Феерия восхода солнца уже окончилась, на небе было чисто, и только небольшие перистые облачка, легкие, как акварельные мазки, кое-где затмевали его безмятежное чело. Но это была обманчивая безмятежность...

Кудояров, капитан Лех и Депре на КП рассматривал фоте "Евы", только что принятое с "ОКО". Изображения имели очертания спирали, знакомые по снимкам других тайфунов, сделанных со спутников.

- Обратите внимание, мсье Депре, до чего похоже на спиральную туманность Мессье-51, так называемую "Туманность Гончих Псов", - сказал Кудояров.

- Представьте себе, я тоже обращал внимание на такое сходство, - отозвался задумчиво француз, - это наводит на любопытные размышления, не правда ли? Там, в дальних далях, тоже, видимо, работают свои тайфуны. Может быть, это одна из форм творчества Космоса...

- Здесь, - указал Кудояров на снимок, - космос в миниатюре.

- Но эта миниатюра, коллега, - добавил Депре, - способна проглотить ваш весьма прочный корабль, как лягушка муху.

Картина снаружи резко менялась. Мажорные перистые облачка исчезли. Барометр падал все ниже. Поверхность океана приобретала тяжелый матовый оттенок расплавленного свинца. Кудояров на несколько секунд вышел из бункера и увидел зловещий свет, полыхающий над асфальтовой мглой горизонта. Мертвая зыбь уже шла по поверхности воды, ветер ударил в лицо электрическим запахом тайфуна.

"ОКО" передавало в Москву, в Комитет по генеральному эксперименту Академии наук и Гидрометеоцентр, где напряженно следили за движением "Академика":

"В 16.05 корабль вошел в квадрат № 4 циклона "Ева", самый опасный участок. Скорость ветра - 315 километров в час, давление ртутного столба - 770 миллиметров. Диаметр циклона 200 километров..."

Все, находившиеся на КП, пристегнулись ремнями к креслам, и вовремя. Рев и дикий вой наполнили рубку, "Ева" обрушила на корабль все виды оружия, которыми располагала: ветер, волны вышиной в пятиэтажный дом, ливень, всю чудовищную энергию, которой наделила ее природа. Взять хотя бы ветер старый моряк, капитан Доутли, испытавший дыхание тайфуна на своем корабле, называет его "металлическим". Вода, эта текучая материя, ускользающая между пальцев, оказывается весьма твердой, если придать ей достаточную скорость. Воздух также. Известно, что энергия всякой движущейся массы возрастает не пропорционально ее скорости, но пропорционально квадрату этой скорости. Таким образом, ветер со скоростью 300 километров в час бьет в девять раз сильнее, чем ветер, дующий со скоростью 100 километров. Достаточно, чтобы представить себе обстановку внутри тайфуна. "Воздух становится видимым", сказал один очевидец.

"Ева" без передышки, конгломератом из воздуха и воды, наносила удар за ударом по "Академику", стремясь расплющить дерзкого пришельца в свои владения. Корпус судна дрожал, как в припадке малярии. "Академик" то вставал дыбом, то задирал корму, показывая перо руля и вращающиеся винты, то ложился на бок, заставляя стрелку кренометра опускаться до опасной отметки.

- Такой циклон в Японии называют "тайфун-мамонт", - прокричал Апухтин. - Ну и болтанка!

В течение долгих часов Апухтину и всему экипажу пришлось испытывать весь гнев этого "мамонта".

Участники эксперимента оценили предусмотрительность строителей корабля, приваривших во множестве на разных уровнях небольшие скобы на переборки кают и служебных помещений. Хотя число приобретенных шишек и синяков было очень велико, но благодаря этим нехитрым приспособлениям оказалось по крайней мере вчетверо меньше возможного. Многих уберегли от травм шлемы, какие нынче носят строители и производственники, и толстые капковые бушлаты *.

К сожалению, успокоители качки в обычных условиях, даже при свежей погоде оправдывавшие себя, здесь сплоховали. Однако "Академик", избиваемый ударами железных кулаков циклона, продолжал упорно пробиваться вперед, к цели. Двадцать тысяч лошадиных сил его двигателей продолжали работать нормально, участники эксперимента - весь ученый люд продолжал трудиться за своими приборами и стендами, зная, что этому будет конец. Но какой? Эта мысль, конечно, волновала всех, но никто не хотел ударить лицом в грязь, паниковать.