Урсула Ле Гуин - Инженеры Кольца

Я посмотрел на откосы монолитной скалы, такой одинокой в безграничном однообразии гор, и не мог поверить словам водителя, но свое недоверие счел за лучшее не высказывать. Если какие-нибудь человеческие существа и могли бы выжить в таком ледяном гнезде, то, несомненно, только кархидцы.

Дорога вниз шла широкими зигзагами с севера на юг над краем пропасти, потому что восточный склон Каргава гораздо круче, чем западный, и спускается в долину большими уступами. На закате мы увидели цепочку темных точек, ползущую через огромную белую тень километрах в двух по вертикали ниже нас. Это был караван, который вышел из Эргенранга днем раньше нас. К концу следующего дня мы достигли того же места и ползли по снежному склону осторожно, опасаясь даже чихнуть, чтобы не вызвать схода лавины. Оттуда нам на мгновение открылась далеко внизу и на восток от нас обширная равнина, неясные очертания которой были скрыты тучами и тенями туч, иссечены серебряными нитями рек, — Равнина Pep.

На исходе четвертого дня, считая со дня выхода каравана из Эргенранга, мы добрались до Рера. Эти два города разделяет почти полторы тысячи километров, горная гряда высотой в несколько километров и две, а может, и три тысячи лет. Караван остановился перед Западными Воротами, где он должен был погрузиться на баржи и дальше плыть по каналу. Никакая сухопутная лодка, никакой автомобиль не могут въехать в Pep, поскольку построен он был тогда, когда кархидцы еще не применяли механического транспорта, а ведь они используют его уже около двадцати столетий. В Рере нет улиц. Вместо них — крытые проходы-тоннели, которыми летом можно ходить и поверху, и понизу, кому как больше нравится. Дома, очаги и острова понаставлены без всякого порядка, образуя ошеломляюще хаотический лабиринт, который вдруг оказывается увенчан (как это часто происходит с анархией в Кархиде) чем-нибудь великолепным, например, кроваво-красными, огромными, совершенно лишенными окон башнями дворца Ун. Башни эти, возведенные семнадцать столетий тому назад, были резиденцией королей Кархида целое тысячелетие, пока Аргавен Хардж, первый в своей династии, не перешел через Каргав и не заселил огромную долину на Западной Возвышенности. Все дома в Рере очень глубоко сидят в грунте, хорошо защищены от морозов и от воды, а стены у них фантастически массивные. Зимою ветры с равнин не позволяют накапливаться снегу, но, когда начинаются метели, улицы не очищают от снега, потому что улиц нет. Тогда пользуются каменными проходами либо выкапывают временные тоннели в снежных сугробах. Тогда только крыши торчат из снега, а зимние двери укрыты под навесами либо сделаны в самих крышах, как мансарды. Самое трудное время на этой равнине, изрезанной множеством рек, — это время оттепели. Тоннели тогда превращаются в каналы для стока воды — ливневая канализация, — а пространства между домами становятся каналами и озерами, по которым жители города плавают на лодках, отталкивая льдины веслами. И всегда над лабиринтом заснеженных крыш зимой, весенним потоком и облаками летней пыли возносятся красные башни — пустое, но несокрушимое сердце города.

Я поселился в мрачном и дорогом постоялом дворе, который приютился у подножья башен. Встал я на рассвете, после отвратительно проведенной ночи, заплатил грабителю-хозяину за постель, завтрак и туманные разъяснения относительно дороги и пешком отправился на поиски Отерхорда, древней крепости в окрестностях Рера. Заблудился я, пройдя первые же пятьдесят метров. Стараясь держать свой путь так, чтобы красные башни оставались у меня за спиной, а огромный белый массив Каргава был все время справа, я выбрался из города и двинулся в южном направлении, а встреченный мною по дороге деревенский ребенок сказал мне, где я должен свернуть к Отерхорду. Добрался я туда в полдень. Точнее, куда-то я в полдень добрался, но не знал, куда именно. Вообще-то, это был лес, но лес, ухоженный более старательно, чем большинство лесов в этой стране заботливых лесников и лесоводов. Тропинка вела к склону холма прямо между деревьями. Через минуту я заметил справа от тропинки бревенчатую хижину, и тут же неподалеку, но дальше от тропинки слева — большой деревянный дом, и до меня долетел аппетитный запах жареной рыбы.

Я замедлил шаги, потому что не знал, как последователи ханддары относятся к туристам. Вообще-то, честно говоря, я знал о них очень мало. Ханддара — это религия без учреждений, без священников, без иерархии, без догматов. Я так до сих пор и не знаю, есть ли в ней Бог. Она неуловима и всегда кажется чем-нибудь иным. Единственным ее материальным проявлением являются крепости, в которых можно укрыться на одну ночь или на всю жизнь. Я бы не гнался за этим странно неосязаемым культом по его труднодоступным святилищам, если бы не интриговал меня вопрос, на который не нашли ответ и разведчики. Кто такие прорицатели и что они, собственно, делают?

Я находился в Кархиде уже гораздо дольше, чем разведчики, и сильно сомневался в том, что россказни о прорицателях и их пророчествах содержат в себе долю истины. Легенды о пророчествах существуют во всех обитаемых мирах, населенных людьми. Вещают боги, вещают духи, вещают компьютеры. Многозначительность и неопределенность предсказания, а также статистическая вероятность делают возможной веру, а вера позволяет закрыть глаза на некоторые неточности. Но, несмотря на эти рассуждения, легенды стоили того, чтобы их изучить повнимательнее. Пока что мне не удалось убедить ни одного кархидца в существовании телепатии. Они не хотели верить, пока сами этого не «увидят», — совершенно так же, как и я в отношении прорицателя.

По мере дальнейшего моего продвижения по тропинке до меня дошло, что в лесу на склоне расположился целый городок, такой же хаотически застроенный, как и Pep, но тихий, спокойный, хорошо укрытый от посторонних глаз. Над всеми крышами и тропинками распростерли свои ветви хеммены — самые популярные и наиболее широко распространенные на планете хвойные деревья с толстыми светло-фиолетовыми иглами. Эти иглы устилали разветвляющиеся тропинки, ветер доносил запах пыльцы цветущих хемменов, и все дома были построены из их темной древесины. Я долго размышлял, в какие же двери мне постучаться, но в это время какой-то человек вышел навстречу мне из тени деревьев и доброжелательно обратился ко мне:

— Не ищешь ли ты убежища?

— Я пришел с вопросом к прорицателям. — Я решил, хотя бы поначалу, выдавать себя за кархидца. Как разведчику, мне это не составляло никакого труда, если это было мне необходимо. Среди многочисленных кархидских диалектов мой акцент не резал слух, а мои половые аномалии были скрыты толстыми слоями одежды. У меня не было буйной копны волос и слегка опущенных уголков глаз, как у типичных гетенцев, кроме того, я был выше и чернее, чем большинство из них, но эти отличия не выходили за рамки встречающихся отклонений. Щетина на моем лице была ликвидирована навсегда еще перед отлетом с Оллюла (нам тогда не было еще известно о «покрытых шерстью» племенах из Перунтера, волосяной покров у которых был не только на лице, но и на всем теле, как и у белокожих землян). Иногда у меня спрашивали, когда это я сломал себе нос. У меня нос плоский, тогда как у гетенцев носы тонкие и сильно выступающие, с длинными носовыми каналами, хорошо приспособленными для вдыхания холодного воздуха. Человек, который встретил меня на тропинке в Отерхорде, посмотрел на мой нос с умеренным любопытством и сказал: