Орсон Кард - То, что свято

Теперь он сумеет удерживать веревку, пока остальные будут спускаться, а если на него нападут или убьют, он просто отпустит веревку, и враг нас не настигнет.

Для самого Фоула это была верная гибель.

Наверное, следовало что-нибудь сказать ему на прощание, но у нас не было времени. Да быстро объяснил мне, как спускаться по веревке, — я должен был либо хорошо усвоить его урок, либо погибнуть: как раз в этом-то случае единственная ошибка могла стоить жизни. А потом Да с мешком на шее, где лежало содержимое кишечника Кроуфа, начал быстро спускаться.

Фоул стойко и без особых усилий удерживал веревку, потом она провисла, и тут же Стоун заставил меня сесть на нее, как это только что делал Да. В следующий миг он столкнул меня с утеса, я шагнул в пустоту и быстро полетел вниз, от ужаса хватая ртом воздух и раскачиваясь, словно маятник. Скала мелькала передо мной, то удаляясь, то приближаясь, один раз веревка крутнулась, и я увидел равнину далеко внизу. Тогда меня вырвало, хотя я ничего не ел с утра, и горечь во рту была такой едкой, что я забыл об ужасе и замедлил спуск, крепко вцепившись в веревку, которая даже сквозь перчатки жгла руки и резала ноги.

Земля быстро приближалась, я уже видел внизу нетерпеливо машущего рукой Да. Я стал спускаться быстрее, не обращая внимания на боль, наконец ударился ногами о землю и растянулся ничком на траве.

Перевернувшись на спину, я зачарованно уставился на того, кто начал спускаться вслед за мной: теперь, когда суровое испытание осталось позади, я смог оценить красоту этого зрелища — одинокий человек над пропастью, бесстрашно встречающий опасность. Такие переживания давным-давно позабыли на моей ласковой родине Сад, где склоны холмов пологи, где прибой нежно лижет песок, а не бьется о прибрежные скалы, где люди такие же мягкие, как мир, в котором они живут. Я и сам мягкий человек, что доставляло мне большие неприятности в начале военной карьеры, но в то же время позволило пережить войну и оставить армию, щеголяя всего лишь несколькими шрамами.

Пока я лежал, размышляя о контрасте моего воспитания с суровой жизнью в этом мире, к нам присоединился Стоун, и спуск начал следующий йалимини.

Он одолел всего половину пути, когда кто-то показался наверху обрыва. Я не сразу понял, что происходит, а как только осознал, что это голони, Да и Стоун потянули меня под прикрытие утеса, чтобы нас не задели падающие тела.

Тот, кто спускался, наконец коснулся ногами земли; его звали Пан, он был свирепым с виду, однако горше других оплакивал смерть Кроуфа. Но последовавший за Паном был еще в дюжине метров от земли, когда веревка вдруг задрожала, и он полетел вниз и ударился о землю. Я хотел броситься ему на помощь, но меня удержали.

Все уставились вверх, и я вскоре понял почему: великан Фоул, казавшийся отсюда совсем маленьким, спрыгнул с обрыва, прихватив с собой двух голони. Спустя мгновенье рухнул третий голони, по-видимому не удержавшийся на краю во время драки.

Фоул ударился о землю со страшной силой, но и голони превратились в груды сломанных костей. И опять я рванулся, чтобы попытаться как-то помочь, и опять меня удержали, и опять я понял, что они знают свой мир куда лучше, чем я, чужеземец, могу когда-либо его узнать. Вокруг нас начали со стуком падать камни, один угодил в голову тому, кто спустился после Пана. Этот йалимини упал со сравнительно небольшой высоты и был еще жив, но камень пробил ему череп.

Мы прятались в тени утеса почти до темноты, а едва стало смеркаться, Да и Пан выскочили из укрытия и притащили тело погибшего. Возвращались они уже под градом камней, некоторые из которых рикошетом отлетали туда, где ждали мы со Стоуном. Один камень больно ударил меня по предплечью, оставив синяк.

Когда совсем стемнело, мы с Да, Стоуном и Паном вышли, отыскали тело Фоула и тоже оттащили в укрытие.

Потом йалимини разожгли костер, рассекли мертвецам глотки и перевернули тела, чтобы стекла кровь. Смочив руки в алой жидкости, они слизали ее, как делали в честь Гококо, закрыли глаза и затянули свой речитатив.

Пока шел похоронный обряд, я смотрел на равнину. Сверху казалось, что она почти на одном уровне с нашим лагерем, но на самом деле она лежала куда ниже, и я хорошо видел неяркие огни затерянных в джунглях городов. Но все они горели очень далеко.

«Интересно, — подумал я, — сколько отсюда до аванпоста в предгорьях, где мы оставили коней?»

И еще я размышлял, какого черта вообще согласился принять участие в этой экспедиции.

«Обычное путешествие», — сказал тогда Кроуф.

Наверно, я просто не осознавал, насколько плохо улавливаю смысловые оттенки его языка. К тому же мне не верилось, что война между голони и йалимини настолько серьезна. В конце концов, она тянулась уже больше трехсот лет; просто удивительно, что страсти могли не остыть за такой долгий срок.

— Ты смотришь на равнину, — прошипел Стоун.

Поразительно, но за те несколько часов, что мы провели вместе у подножья утеса, это были первые слова, если не считать ритуальных причитаний. Йалимини в городах ужасно любят сплетничать и вообще болтать, но здесь предпочитают помалкивать.

— Я прикидывал, сколько понадобится дней, чтоб добраться до города.

— До города? — недоумевающе проворчал Стоун. Такой ответ меня удивил.

— А куда же еще мы направляемся?

— Мы дали клятву, — в голосе Стоуна прозвучало отвращение, как бывало всякий раз, когда я ляпал что-то невпопад. — Клятву доставить душу Кроуфа на Небо.

— Куда? — Я и в самом деле не понимал. — Как вы доберетесь до неба?

Стоун передернул плечами — его терпение было на исходе.

— На Небо, — повторил он, и тут до меня, наконец, дошло.

Небом называлась еще и самая высокая гора на острове Йалимин.

— Ты шутишь, да? — спросил я. — Чтобы туда попасть, нам придется вернуться.

— Есть и обходные пути.

— Голони тоже о них знают!

— Ты считаешь, что у нас нет чести? — зарычал Стоун. Да услышал и подошел.

— В чем дело? — прошептал он.

— Этот мерзавец-чужак оскорбляет нас, подозревая в трусости, — прошипел Стоун.

Да погладил висящий у него на груди мешок.

— Это правда? — спросил он.

— Ничего подобного, — ответил я. — Понятия не имею, почему он обиделся. Я всего лишь предположил, что лезть на самую высокую гору острова не слишком благоразумно. Нас всего четверо, и голони наверняка успеют туда раньше. Разве не так?

— Конечно, — сказал Да. — Выполнить то, что мы задумали, нелегко. Но Кроуф был нашим другом.

— И что мы станем делать, если нарвемся, например, на засаду в сто человек?

Да удивленно посмотрел на меня. Стоун просто затрясся от злости.

— Мы были рядом с Кроуфом, когда он умирал. А они нет, — ответил Да.