Юлия Зонис - Геном Пандоры

А брат Захария в своем неверии утверждает, что будто бы заметил в кустах у ограды третьего человека. Но ведь немыслимо допустить, чтобы кто-то из общины оказывал помощь дьявольским слугам? Это, говорю я брату Захарии, нечистый застит тебе глаза и вводит во грех сомнения… Телепортация, несомненно телепортация!

Ковальский затрясся так, что задрожали начисто выскобленные половицы. Отец Элиэзер вновь укоризненно покачал головой и поднес палец ко лбу:

– Телепортация… А вдруг не телепортация? – Он поднял глаза, исполненные чистого недоумения, и уставился Ковальскому в переносицу. – Вдруг все же нечистый сильнее, чем мы полагали? Вдруг гнусное его копыто уже ступило на землю святой обители? Надобно разузнать, надобно разузнать.

– К… как разузнать? – заикнулся врач, таращась на кнут.

– Как? Вот именно что – как? Вряд ли слуги нечистого прямо ответят на вопрос, помогал ли им кто-то из братьев. Скрытность и лживость присуща порождениям тьмы. Поэтому, боюсь, придется нам прибегнуть к испытанию. С другой стороны, не хотелось бы нам, чтобы бесовские твари испустили дух до праздника Всесожжения. Посему решили мы прибегнуть к помощи специалиста… Вы ведь, брат Иисус, были врачом?

Ковальский деревянно кивнул. Он плохо понимал, что происходит.

– Отлично, отлично. Стало быть, сумеете понять, сколько именно ударов перенесет сатанинское отродье, принявшее, добавлю, человеческий облик и потому повинное законам смертной плоти, – без того, чтобы не отдать душу мерзостному своему пастырю?

– Вы хотите, чтобы я наблюдал за… пытками? – пробормотал врач.

– О нет! – Улыбка отца Элиэзера расцвела, как астра в огороде. – Я хочу, чтобы вы, именно вы провели испытание.

При этих словах брат Захария вытащил из-за пояса кнут и сунул в вялую ладонь Ковальского. Тот автоматически сжал рукоять.

– Вас ведь не затруднит это небольшое задание на благо общины? Вы, насколько я помню, говорили что-то об искуплении?

Доктор Ковальский молчал.

– Вот и отлично, – заключил отец Элиэзер, поднимаясь со стула. – В час, когда тень от церковного шпиля коснется калитки сестры Полины, я буду ждать вас на площади. Не забудьте прихватить кнут.

Колдуну еще никогда не было так весело. Точь-в-точь вирт-игра по Средневековью – только в роли демонов, заключенных в церковных подвалах, выступали они с Хантером.

Когда свет в узких окнах загустел и сделался малиновым, двери распахнулись и в церковь ввалилась толпа поселян. В руках у мужчин были дубины. Хантера это не смутило, но после нескольких ударов он утихомирился и позволил вытащить себя на крыльцо – сопровождая это, впрочем, страшной руганью.

На небольшой площади перед церковью в землю были вкопаны два грубо обтесанных столба. С Колдуна и Хантера сорвали рубашки и привязали лицом к столбам. В живот Колдуну немедленно впилась щепка. Спину холодил ветерок. По небу неслись облака, в их разрывы пробивались косые лучи закатного солнца. Площадь словно пылала, пылали лица собравшихся прихожан, пылала осенняя листва кленов. Черный и красный, отличное сочетание. Для полного ощущения, что он находится в вирт-игре, Колдуну не хватало лишь музыки. Какой-нибудь Бах, органная фуга, прерываемая рыданиями скрипок. На первый взгляд какофония, но с глубокой внутренней гармонией. Колдун как раз заканчивал сочинять скрипичную партию, когда от толпы отделился отец Элиэзер. На лбу преподобного вздувалась здоровенная шишка, и Колдун обозрел ее не без гордости.

Отец Элиэзер приблизился к столбу и негромко сказал:

– Малыш, твоя песенка спета. Но если не будешь дураком, мучиться не придется.

Это настолько не подходило к ветхозаветному слогу «Тварей чистых и нечистых», что Колдун с трудом сдержал смешок. Преподобный, не заметив произведенного эффекта, продолжал:

– Погляди-ка направо.

Колдун послушно взглянул направо. Там, немного впереди сомкнутых и угрюмых рядов прихожан, стоял доктор Ковальский. Стоял, опустив голову, как будто собственные ботинки вызывали у него немалый интерес. В руке у медика был хлыст.

– Я знаю, что вас выпустил этот мошенник. Мне нужно лишь громкое подтверждение от тебя.

– И?

– И тогда ты умрешь быстро.

– А если нет?

Отец Элиэзер улыбнулся:

– Думаешь, этот трус тебя пощадит? Да он всю шкуру с тебя спустит. С тебя и с твоего дружка. Так что, голубки, решайте.

Колдун задумчиво оглядел упитанную физиономию преподобного. Неплохо было бы плюнуть ему в глаз. Порыв холодного ветра хлестнул Колдуна по спине. По коже побежали мурашки.

– Что же вы не попросите Хантера об услуге?

– Хантер твой будет молчать из чистого упрямства. Знаю я его породу. Встречал таких в Вегасе.

Колдуну было очень любопытно, чем преподобный занимался в Вегасе, но пожалуй, ситуация для удовлетворения любопытства была неподходящая.

– Давай колись, – добродушно поторопил отец Элиэзер. – Обещаю поджарить вас быстро.

Колдун внезапно почувствовал, как на его правое плечо упало что-то колючее, маленькое и тяжелое. Он покосился направо. На плече сидела муха. Обычная мясная муха, черная, глянцевито блестящая, с непомерно огромными фасеточными окулярами. Колдун снова перевел взгляд на служителя чистоты.

– А я обещаю, – звонко сказал он, глядя прямо в выцветшие очи преподобного, – что, если вы нас сейчас отпустите, я не буду вас убивать.

Отец Элиэзер улыбнулся, и тогда Колдун, не удержавшись, все же плюнул ему в глаз.

Ковальский решил, что первым ударит старшего. Он уже не сомневался, что будет бить, но первым все-таки старшего. Длинный и жилистый, тот дергался в веревках и сквернословил без передыху. Светлая шевелюра его стояла дыбом. А младший был совсем мальчишка. Тощий, с бледной, будто никогда не видевшей солнца кожей, он зябко ежился на ветру. Ковальский принял решение и ждал сигнала, когда отец Элиэзер, вздумавший зачем-то поговорить с младшим пленником, вдруг отскочил от столба. Отирая физиономию, преподобный выкрикнул несколько слов, совсем не подобающих его сану, и ткнул пальцем в своего собеседника:

– Ковальский, сначала – этого!

Медленно, волоча ноги, врач подошел к столбу. Кнут тоже волочился за ним по пыли. Глядя на выступающие лопатки мальчишки, Ковальский пробормотал быстрой скороговоркой:

– Послушайте, я не хочу этого делать. А вы, пожалуйста, не выдавайте меня. Вам же все равно умирать. Я постараюсь бить небольно.

Паренек повел плечами и небрежно ответил:

– Да чего уж там. Валяйте. Меня никогда еще не били кнутом. Это, должно быть, очень интересно.

Да он просто издевается, понял Ковальский. Они все над ним измываются: Элиэзер, Захария, а теперь и этот шкет. Ведь он хотел помочь, просто хотел помочь, а неблагодарный щенок плюет ему в лицо и смеется. Врач поднял хлыст.