Юлия Зонис - Геном Пандоры

– Откуда я знаю, что это не ты всунул ему в башку? – сварливо спросил Хантер.

– Вы же сами хотели его бросить.

Андроид молча подошел к мотоциклам и принялся приторачивать груз. Хантер поглядел на это, плюнул и злобно бросил:

– Как хотите. Придурки.

– А я не умею ездить на мотоцикле, – сообщил Колдун.

Батти обернулся:

– Сядете со мной. И вот еще… – Он подошел, на ходу расстегивая поясную кобуру с «береттой». – Стрелять умеете?

– Умел когда-то. – Колдун предпочел не уточнять, что стрелял лишь в компьютерном симуляторе.

Андроид протянул ему пистолет:

– Положите куда-нибудь, чтобы можно было быстро достать. С предохранителя не снимайте.

Колдун сунул «беретту» в карман и порадовался, что у него в плаще такие большие карманы. И подумал, что неплохо бы во что-нибудь пострелять.

Вечерского они все же не оставили на съедение тварям. Поднатужившись, Батти перевернул одну из вагонеток детской железной дороги и накрыл ею раненого, как колпаком. Или крышкой саркофага. Колдуну показалось, что последний взгляд Вечерского из-под края вагонетки был благодарным – но в темноте легко обмануться.

Андроид ловко оседлал мотоцикл. Колдун пристроился сзади и, хихикнув, вцепился Батти в плечи. Плечи были тверже железа, все пальцы обломаешь.

На соседней «ямахе» сгорбился Хантер, карабин за плечом, сигарета в зубах. Машины взревели. Вспыхнули белые лучи фар. Огибая развалины, они промчались к разрушенной арке входа, вылетели из парка и понеслись на северо-запад, к шоссе, ведущему в населенный пункт Барри.

Зверь просыпается в своем логове. Зверь просыпается в своем логове на третьем подземном этаже разрушенного здания, где он дремал, уткнувшись носом в передние лапы. Он спал и видел приятные сны об охоте и самке. Зверь открывает глаза, потому что сквозь бетонные перекрытия, сквозь метры кабеля и проводки, мотки изоляции, сквозь стылый осенний воздух над развалинами, сквозь наступающую ночь и впереди этой ночи несется Зов. Зверь открывает огромные глаза цвета янтаря и пружинисто вскакивает, он мчится – в кромешной тьме, в сыром запахе плесени и нежили, гнилого тряпья, давней беды – он мчится вверх по лестницам и переходам.

Протиснувшись в дыру в кладке и миновав узкий, почти осыпавшийся земляной ход, он встает во весь рост. Зверь огромен, грозен силуэт его в сумерках. Зверь похож на волка, но в два раза крупнее любого волка, его глаза горят желтым, его шерсть черна, а на загривке чуть поблескивают седые шерстинки. Зверь не молод, но и не стар.

Там, где он вылез из-под земли, некогда была автостоянка. Там ржавеют скелеты машин и желтеют скелеты людей, там с кузова на капот перепархивают жирные черные вороны. Заметив зверя, вороны срываются и стаей спешат туда, где еще тлеет закат, спешат на ночевку. Зверь пугает птиц. Иным вечером он был бы не прочь погонять ворон, но не сейчас, не сейчас. Сейчас ему надо спешить.

Зверь срывается и длинными скачками несется вверх по улице, и за ним – по стенам домов, где выбитые окна, и гарь, и граффити, и царапины от огромных когтей, – за ним бежит его тень, черная на красном. В нетронутых стеклах верхних этажей изламывается багровое солнце, вспыхивает в последний раз и гаснет, и дальше зверь мчится в сумерках. Мимо трехэтажных кирпичных особняков, ветхих деревянных домов, пустых коробок небоскребов; через город, в котором не осталось живых людей, где слышен лишь шелест ветра, да писк случайной крысы, да шепот теней, зверь выбегает на шоссе и мчится на север, туда, куда ведет его Зов.

– Итак, если отвлечься от дойных кур – что вы хотите мне предложить?

Вечерский вновь наполнил свой бокал, пригубил и только затем ответил:

– Вы правы. Я хочу предложить вам нечто эксклюзивное. Самое эксклюзивное, что вообще можно предложить: почти неограниченную власть и бессмертие.

Безликая маска не могла улыбнуться, но голос Дориана прозвучал так, будто он улыбался:

– Бессмертие? Вы не считаете, Алекс, что предлагать бессмертие Бессмертному – это моветон?

Вечерский улыбнуться мог и использовал эту возможность по полной.

– Давайте не будем юлить и играть словами.

Я знаю, что вы употребляете «Вельд». И я знаю, каковы последствия. Сколько из ваших друзей уже свихнулись? Сколько стали слюнявыми идиотами, а, Дориан?

– У меня нет друзей, – сказала маска, как почудилось Вечерскому, с грустью.

– Не важно. Вы поняли, о чем я говорю. У моего снадобья есть недостатки. Коктейль нестабилен – это раз, разрушает психику юзеров – это два, и позволяет одновременно контролировать лишь одну химеру – это три.

– И вы предлагаете…

– И я предлагаю приникнуть к источнику. К ориджину, так сказать.

– Вы говорите о…

– Я говорю о Саманте Морган. Мне известно, что она использовала свою ДНК для создания химер. То, что объединяет всех монстров, – это участки из генома Морган. – Бывший ученый взглянул на собеседника. Маска кивнула, и Вечерский продолжил: – В состав «Вельда» входит РНК химер. Но если взять те последовательности, которые имеются у каждой из сконструированных Морган тварей, вы обретете способность контролировать любую химеру. Или всех их одновременно. Сто, тысячу, миллион… насколько хватит мощи вашего разума. К тому же в присутствии ориджина «Вельд» стабилизируется, так что сумасшествие вам угрожать не будет. Власть над монстрами без риска стать одним из них – представляете, какая это сила? Вы сможете создать собственную армию. Стать правителем мира. Или его спасителем, мессией, если это вам больше по душе… Все, что мне потребуется, – люди и снаряжение, чтобы найти Морган.

Дориан, в продолжение разговора стоявший у стены, пересек комнату, сел в кресло и опустил подбородок – или, вернее, нижний край маски – на сцепленные кисти.

– Так вам все равно, Алекс?

– Что «все равно»?

– Все равно, стану я деспотом или мессией? Вы готовы предоставить мне такую власть, не зная наверняка, для чего я ее использую?

Вечерский наклонился вперед в своем кресле, всматриваясь в маску, пытаясь – безнадежно – разглядеть за ней лицо. Не разглядев, хмыкнул:

– Я торговец наркотиками, Дориан. Точнее, одним, но самым дорогим и самым мощным наркотиком. И вы апеллируете к моей морали?

– Нет. Мне просто интересно. Интересно, как вы мыслите. Поэтому давайте на минуту отвлечемся от дел и поговорим о личном. О вас. Вы любили Морган?

Зверь останавливается на городской окраине и принюхивается. Пахнет добычей, пахнет свежей кровью. Через молодую рощицу, выросшую на месте парковки «Коско», стая диких собак-канивров гонит молодого оленя. Олень уже ранен, но пока не сдается – он оторвался от преследователей и, прихрамывая, мчится к реке. Горячий и сладкий запах тревожит зверя. В другую ночь он разогнал бы псов и сам вонзил бы зубы в трепещущий загривок, но теперь надо спешить. Рыкнув, зверь срывается с места и бежит, все набирая скорость. Вой стаи и хрип погибающего оленя остаются позади, а впереди – только дорога и Зов.