Александр Шалимов - Человек, который замедлял и ускорял время

- Позвольте, - сказала преподавательница, страшно побледнев, - почему вы считаете возможным разговаривать со мной подобным образом? Разве занятия со студентами не самое главное, для чего мы здесь...

- Я не собираюсь с вами обсуждать, что главное и что не главное, - закричал Петр Степанович, выбегая на середину комнаты. - Но когда заведующий кафедрой требует, преподаватели обязаны немедленно выполнять. Вы поняли?.. И чтобы такое было в последний раз, - добавил он уже спокойнее. - Я вам не Воротыло.

- Оставьте Ефима Францевича в покое, - дрожащим голосом сказала женщина, встав из-за стола. - И если вы, Петр Степанович, еще раз при мне подобным образом оскорбите его память, я... я...

Она не кончила и закрыла лицо руками.

Овратов остолбенел. Он открыл рот и изумленно уставился на нее. Даже взгляд его изменился, глаза утратили холод и пустоту, это был взгляд почти нормального человека, удивленного и озадаченного.

- Ну-ну, успокойтесь же, - сказал он наконец. - Пройдемте ко мне в кабинет.

Он бросил быстрый взгляд на Тимофея, нахмурился, закусил губы и быстро ушел в кабинет. Преподавательница оперлась рукой о стол и уронила на пол зеркальце. Он разлетелось на мелкие кусочки.

Женщина сокрушенно охнула, наклонилась, хотела собрать осколки, но махнула рукой и, низко опустив голову, прошла в кабинет.

Прибежала лаборантка, заахала, стала заметать стекла, приговаривая:

- К несчастью... Это к несчастью...

Тимофей так и не дождался окончания разговора в кабинете заведующего. Когда в десять вечера он собрался уходить домой, дверь в кабинет еще оставалась плотно закрытой.

Придя вечером следующего дня на кафедру, Тимофей сразу догадался: что-то случилось... Преподаватели, которых в комнате собралось пятеро, были очень возбуждены, а лаборантка сидела за своим столом как истукан; лицо у нее было в красных пятнах и глаза заплаканы. Тимофей тихонько устроился в своем углу и начал чертить. Вопреки обыкновению никто не уходил. Все словно чего-то ждали... Дверь в кабинет заведующего, как всегда, была плотно закрыта, но из-за двери доносились голоса. Впрочем, разобрать, о чем говорилось, было невозможно.

- Два часа выясняют отношения, - заметил один из преподавателей, покачав головой. - Ну я, пожалуй, пойду...

- Подожди, - сказал второй. - Интересно, чем все это кончится.

- А ничем, - усмехнулся третий. - Все останется по-прежнему, но защищать он ему не даст.

- Возможно, ты и прав, - задумчиво сказал первый. - Ему надо было защищать при Ефиме Францевиче, или по крайней мере пропустить при нем диссертацию через кафедру. Тогда все было бы просто. А сейчас... - Он махнул рукой.

- И главное, непонятно, как теперь ему помочь, - пожал плечами пожилой доцент, который сидел недалеко от Тимофея и которого ззали не то Иннокентий Лаврентьевич, не то Лаврентий Иннокентьевич. - Шеф в одном прав... Работа все-таки несколько устарела, и ее надо дополнить новыми данными. Но на это требуется время...

- Нисколько она не устарела, - решительно возразил первый. - Просто удобная отговорка для "ио"... В этой работе важны сами идеи. Они уже носятся в воздухе, если подзатянуть с защитой, вот тогда действительно работа может устареть. На это он и бьет.

- А по-моему, - сказал пожилой доцент, - наш шеф даже и не понимает существа этой работы... Ему важно другое: чтобы на кафедре не появился конкурент с докторской степенью. А сама работа... Он же не читал ее, уверяю вас.

- А вы читали?

- И я не читал... Я в этом тоже ничего не понимаю. Как и большинство на нашей кафедре. Не обижайтесь, но для меня важно, что работу успел прочитать Ефим Францевич и дал блестящий отзыв.

- Так шеф же сказал, что отзыв устарел...

- А что ему еще делать?.. Он не может не понимать, что специалисты оценят эту работу высоко.

- Вот именно, - кивнул Лаврентий Иннокентьевич, - поэтому он и настаивал, чтобы работа была послана на заключение... в институт, где ее просто не смогут по-настоящему оценить.

- Алексей Иванович не зря сопротивляется...

- Еще бы...

Только теперь Тимофей, пораженный разговорчивостью преподавателей, понял наконец, в чем дело. Алексей Иванович - был тот самый доцент, который на одном из заседаний кафедры настаивал на приобретении новых приборов. Пожалуй, он держался более независимо, чем остальные преподаватели. К нему чаще чем к другим приходили студенты. Тимофей слышал, что он пишет или даже заканчивает докторскую диссертацию. Видимо, сегодня во время заседания кафедры состоялся разговор об этой диссертации.

На всякий случай Тимофей решил уточнить:

- Алексей Иванович там? - спросил он у Лаврентия Иннокентьевича, указывая на дверь кабинета.

- Там, - кивнул тот. - Третий час там... А вы все рисуете, молодой человек?

- Рисую.

- А зачем?

- Как зачем?

- Вы разве не думали, зачем нужны ваши красивые рисунки?

- Для студентов...

- Вот что! А я полагал, для украшения... коридорных стен.

- Но ведь это... учебный материал, - осторожно возразил Тимофей. - Законы физики, формулы, графики...

- Так, по-вашему, студент и в перерывы должен физические законы изучать? Он курить хочет или, извините, в уборную... Вот если в туалете с умом развесить, пользы будет больше...

Тимофей смутился и покраснел.

- А вы, Тимофей, не расстраивайтесь, - сказал молодой преподаватель, который до сих пор сидел молча. - Ваше дело не совсем бесполезное. Случается, что и смотрят на ваши плакаты...

- Когда опаздывают на лекции и слоняются по коридорам? спросил Лаврентий Иннокентьевич.

- Не только... Сегодня утром Петр Степанович ректора приводил, показывал ему, как теперь красиво в коридоре и на кафедре... Ректор улыбался весьма благосклонно.

- А вчера проректора по науке, - добавил Лаврентий Иннокентьевич. - Позавчера еще одного. Так что польза есть, конечно.

Все рассмеялись.

- Неужели его все-таки утвердят? - спросил кто-то.

- А неужели вы сомневаетесь? - прозвучало в ответ.

И опять все рассмеялись. Но смех показался Тимофею невеселым.

- Не понимаю, - сказал преподаватель, начавший весь этот разговор. - Решительно не могу понять, - повторил он, обводя взглядом присутствующих, - если он уверен, что совет его не забаллотирует, чего же он так навалился на Алексея Ивановича? Защита, утверждение ВАКом, утверждение в профессорском звании ведь это минимум три года. Алексей Иванович, даже если бы захотел, а я уверен, он и не захочет, три года не может быть конкурентоспособен.

- Вы воображаете, что наш шеф только на три года вперед планирует свою карьеру, - усмехнулся Лаврентий Иннокентьевич. - Уверяю, у него уже запланировано, когда он станет заслуженным деятелем науки, когда членом-корреспондентом...

Снова все рассмеялись. На этот раз совсем невесело. В комнате стало тихо. Только гудели лампы дневного света под потолком, да из-за закрытой двери по-прежнему доносились голоса. Они стали заметно громче.