Владимир Журавлев - Обыкновенные инопланетяне

Мастер подумал.

— Слугой-уборщиком разве что? — предложил как будто неуверенно.

— И слугой-уборщиком, — согласился Цайпань. — И ночной охраной. И обучальщиком не из последних, и еще массаж делаю господаркам очень правильно, радуются господарки!

Мастер еще подумал. И согласно свел пальцы.

— А мне — новую обеспечительную карточку, — невинно сказал Цайпань. — В трудность попал, нет карточки-то.

Мастер нахмурился. Новая обеспечительная карточка стоила очень много, ее только против закона можно было оформить. Но — какие в плавнях законы?

— Карточку, — наконец неохотно согласился мастер.

Цайпань внутренне усмехнулся. Обманул дурака! Согласился на обеспечительную карточку! А жилье Цайпань теперь сам возьмет, прямо в школе ночевать станет — он же ночная охрана, разве нет? И еду получит теперь Цайпань! Слуг-уборщиков кормить принято! Нет в плавнях законов, зато традиции есть, словом самого Аркана закрепленные! Наемного работника напои, накорми — и рассчитайся ввечеру! Хорошо, когда окружающие традициям следуют, очень удобно воспользоваться!

— Работать иди быстро-быстро! — сердито приказал мастер.

Цайпань улыбнулся, присел и поклонился, как традиция перед мастером требует. И мстительно подумал, что когда-нибудь поднимется — и пришлет сюда живощитов. И поплачет тогда молодой мастер, кровавыми слезами поплачет.

В школе танцев ничего не изменилось за эти годы. Так же пахло пылью, поднятой множеством ног. Так же качались в углу мишени. Так же требовалось перед занятиями протереть пол и стены влажной губкой, расстелить мягкие полы, а после занятий убрать и еще раз все протереть, и аккуратно протереть. Чем Цайпань и занялся. Оказывается, все помнили руки, ничего не забыли.

А вечером он вышел к границе плавней. Осторожно вышел, скрываясь от сканеров, уворачиваясь от господарских колымажек на переходах. И замер в ожидании. Здесь начинались предгорья, благословенное место, где он жил вот только что. Здесь каждый вечер проезжала домой из своей Высокой школы Дяньчи. И если с ней ничего не случилось…

С Дяньчи ничего не случилось. Так же не спеша прокатилась ее дорогая колымажка и свернула в чистенькие предгорья. Цайпань даже успел заметить, что не одна дочка едет в колымажке, рядом кто-то сидит. Издалека не очень видно, но судя по гордой посадке головы — госпожа Тан. Выходит, услышала его страшная госпожа референт, услышала и просьбу выполняет. Дети вне войны! Пусть счастливо живет Дяньчи-молния, больше ничего в жизни Цайпаню и не нужно! Вот разве что подняться и отомстить всем, кто унижал, а так больше ничего.

Он вернулся в плавни. Вошел в школу, оглядел внимательные лица нюек-учениц, особо отметил в стороне строгого мастера-проверяющего. И начал свое первое занятие:

— Плавни не любят слабых! Будьте сильными, занимайтесь день и ночь! А я покажу как! Так, и только так выйдете из плавней и подниметесь очень высоко! Танцы — ваш шанс, не упустите его! Делаем первое движение! В слабости сила, в незаметности убийственная эффективность!

И добавил мысленно, для себя: только по головам окружающих — путь вверх. За возможность подняться вверх отдай все — такова цена. Что ж, Цайпань был готов отдать все еще раз.

Осень за летними хлопотами и приключениями подобралась как-то незаметно. И вдруг легла на небо низкими хмурыми облаками, заморосила холодным дождем, накинулась порывами резкого ветра. И работа из просто трудной сразу стала еще и противной. Рукавицы мокрые и грязные, кирпич пачкается, раствор течет… бр-р. Мокрый песок не сеется, и подсобники норовят заместить раствор на несеяном, и выковыривай потом камешки из-под каждого кирпича! Только что выкопанные траншеи под заливку фундаментов осыпаются, оползают внутрь, а там уже песчаная подушка сделана. Машины с материалом не могут съехать с асфальта, и приходится таскать мешки с цементом за сотню метров по грязи, а это, между прочим, полцентнера на плечо… а безжалостные китайцы только подгоняют, им все мало.

Он очистил с ботинок огромные комья грязи, критически осмотрел и все же поднялся на веранду. Ботинки следовало б помыть, но… и выходить еще сегодня придется за дровами, и руки в сырости задубели так, что одна мысль о ледяной воде бросала в дрожь.

Да, теперь у его дома была веранда. Пусть не капитальная, не утепленная, но уже было место, где можно оставить рабочую одежду, грязную обувь и инструмент, а не тащить все это безобразие в дом. Еще в доме появилась мебель, а вокруг участка — забор. Единственное, что омрачало радость — появилось все не из-за того, что он стал лучше зарабатывать. То есть зарабатывать стал несомненно лучше, но не настолько же. Просто в одно серое утро Кошка Мэй, стоя рядом на привычных занятиях, вдруг опустила руки и сказала, тщательно подбирая слова, что… как она там сказала? "Сделай лучше вокруг себя, и мир немножко станет лучше". И вопросительно посмотрела на него. А когда Мэй Мао смотрит вопросительно, лучше ответить, в этом он уже успел убедиться. Мэй Мао — очень целеустремленная женщина и всегда добивается своего. Не всегда сразу, но тем не менее.

— Да, Мэй, конечно, Мао, — тут же ответил он.

Женщина почуяла насмешку и злобно нахмурилась. А злая Мэй — очень опасное создание! Тут или бежать, или погладить ей низ спины и чуть ниже. Это было невероятно, но женщина буквально млела от простой и довольно пошлой ласки. И за это прощала что угодно. Правда, позволяла это делать только мастеру Ченю да вот еще ему, остальные даже не догадывались, что так можно.

— Ты — мой первый ученик, тебе можно все, — доходчиво объясняла женщина. — А мастер Чень — он…

И краснела так стремительно, что лучше объяснения и не требовалось.

Да, именно так она сказала: "Сделай лучше вокруг себя, и мир немножко станет лучше". А он, дурак, не заметил подвоха и согласился. И Мэй тут же невинно продолжила, что они тогда сделают немножко лучше то место, которое столь много значит в их жизни. То есть — его дом. Его недостроенный, маленький, жалкий дом. Нет, он пробовал возражать! Но тогда прибежала Робкая Весна, подпрыгнула и повисла на его шее. И прошептала в ухо: "Просто подарок, просто чтоб лучше". А своей единственной подруге он отказать не мог. Не мог, и все. Обидишь, и кто потом будет прибегать к нему в кровать по утрам, бороться шутливо, бесцеремонно обнимать, залазить на колени, плакать на груди от какой-нибудь обиды — случалось и такое, когда никто не видел. К тому же еще и бабушка Нико утверждающе повела сухими пальцами. А бабушку Нико побаивался не только он, но даже Здоровяк Мень. И ему пришлось согласиться. Хитрые китайцы знали, что делать, выпустили против него женщин, а сами улыбались благожелательно в сторонке.