Анатолий Шалин - Сильное чувство

Шалин Анатолий

Сильное чувство

Позади остался серый бетон космодрома, исчезли в сизой дымке громады звездолетов. Забылась сутолока и огни космопорта. Я не оглядывался. Сухие листья шуршали под ногами, постанывали под подошвами магнитных ботинок. Идти по твердой почве планеты после долгого перелета было тяжеловато, непривычно, меня слегка покачивало. Сжимая в руке свой чемоданчик, я поднялся по старым деревянным ступенькам на веранду маленького двухэтажного ресторанчика, уселся за свободный столик у открытого окна и осмотрелся: робота-официанта куда-то унесло, кроме меня, на веранде за столиками сидело несколько парочек и в дальнем углу сутулый, сильно заросший парень сосредоточенно ковырял вилкой в блюдце, что стояло перед ним.

Я задвинул чемоданчик под стол, расстегнул куртку и с наслаждением развалился в кресле, вспоминая тяготы перелета и с любопытством поглядывая по сторонам.

Осень, пожалуй, на Цебе самое странное время года. Вся планета словно впадает в оцепенение, полудремоту. И люди, и животные становятся сонными и какими-то одурманенными. Говорят, что даже птицы, улетающие в это время из высоких широт ближе к экватору планеты, засыпают в полете. Засыпает и растительность. Деревья меняют цвет листвы: из зеленого, темно-синего и розовых тонов она становится желтой, бурой, пурпурной и даже черной, а затем опадает. Ветра нет, кажется, и само небо спит. Синий воздух над головой чуть переливается в лучах маленького голубого солнца и убаюкивает. Я знаю, еще неделя-другая - и все это спокойствие кончится - настанет время дождей и ураганов...

- Хо! Спицын! - возглас под самым ухом отвлек мое внимание от созерцания окрестных пейзажей. - Откуда ты в этой дыре?

Я поднял глаза - рядом с моим столиком, дружелюбно поглядывая на меня, стоял небритый, лохматый парень, еще за несколько минут до этого проводивший раскопки в своем блюдце с винегретом. Физиономия парня была мне смутно знакома.

- Мы с вами, кажется, где-то встречались? - спросил я, пытаясь припомнить, где я мог видеть эту поросшую густым рыжим волосом физиономию.

- Спицын! - радостно повторил парень, опускаясь в соседнее кресло. Сколько же лет прошло? Восемь или уже десять? Университет Ганимеда... Стажировка на Плутоне... Курсы звездолетчиков...

Я вздрогнул. Где-то в глубинах памяти забрезжил слабый огонек. Всплыл в сознании образ веселого рыжего парня и появилось имя:

- Крюгер! Вильгельм Крюгер... - тихо произнес я.

- Правильно, - согласился мой собеседник, - вы все еще вечно подшучивали над моей фамилией, вот, мол, знаменитость - в его честь уже названы звезды.

- Последний раз я видел тебя на банкете, сразу после окончания университета. Из всего нашего курса ты выглядел, помнится, самым трезвым и очень здраво рассуждал о своей дальнейшей научной работе. Ты сильно изменился.

- Да. С годами привычки меняются, и теперь меня уже не назовешь трезвенником. - Вильгельм плеснул в стаканы, стоявшие на столике, коньяку из бутылки, неизвестно откуда возникшей в его руках, и вопросительно посмотрел на меня. - За встречу? - Глаза его жадно блеснули. Передо мной сидел осунувшийся, сильно постаревший человек с болезненными чертами лица и каким-то затравленным, измученным взглядом ввалившихся глаз.

"Вот так встреча, - подумал я, - что с нами годы делают? Почти старик... А был! И все эти превращения произошли с Вильгельмом за какие-то восемь лет".

- За встречу двух старых товарищей, конечно, надо выпить, - сказал я, поднимая стакан, - но у меня мало времени - через два часа я должен быть на звездолете и должен быть в форме.

- Понимаю, - хмыкнул Вильгельм, нисколько не обижаясь и даже, кажется, не замечая, что я ставлю свой стакан на место. - Ты, я вижу, удивлен. Задаешь себе наверное, вопрос, почему я здесь и как умудрился дойти до такого плачевного состояния? Верно?

- Любопытно, конечно, - согласился я, - но за эти восемь или десять лет я встречался со многими парнями с нашего курса, и, знаешь, обычно в четырех случаях из десяти приходилось выслушивать разные сетования на неудачную жизнь, так что, старик, из меня трудно будет слезу вышибить. Во всех наших неудачах, как правило, мы сами виноваты. В университете ты был здоровым цветущим верзилой, одним из самых талантливых студентов, тебя тогда прочили чуть ли не в академики... И где теперь все это?

Вильгельм зажмурился и с наслаждением всосал в себя содержимое стакана. Лицо его покраснело, в глазах появился пьяный блеск.

- Все прошло, - сказал он. - Ты прав, все прошло. Я рохля, безвольный человек. Я все прошляпил, все. Из меня мог получиться неплохой исследователь, я и сейчас еще выдаю идеи, но это уже не то. - Вильгельм налил себе еще четверть стакана и без всякой видимой связи с предыдущим добавил: - Ах, какая она была красавица!

- Какая еще красавица? О чем ты?

- Да, все это из-за нее.

- Из-за кого?

- Из-за Марии. Ты должен ее помнить, она училась на историческом. Такая стройная красивая блондинка с огромными голубыми глазами.

- А... - сказал я, мучительно пытаясь сообразить, кого он имеет в виду. - Мария... Маша... Машенька... Блондинка... Голубые глаза? Как же, как же, припоминаю.

- Она была самой красивой девушкой на курсе.

Я утвердительно кивнул. "Надо же, не могу вспомнить самую красивую девушку курса. Позор. Вот они, годы-то. М-да... "

- После распределения я остался у Рихарда в Институте биологии высших позвоночных. Мы изучали биотоки мозга. Тогда этим многие занимались. Модное было направление. Я занимался тем же, что и все: снимал спектры излучений, записывал импульсы, ставил опыты на мышах, проверял, можно ли управлять биотоками мозга посредством передачи мысленных команд... Словом, телепатию все искал, но, как и у всех, у меня ничего не получалось... А в свободное время ухаживал за Марией, она тоже попала на нашу научную базу только работала от другого института. Все шло гладко месяца три или четыре, пока я не сообразил, что она меня всерьез не воспринимает и считает просто хорошим рыжим парнем, другом - и только. Дошло это до меня поздновато, когда я уже зацепился крепко и надолго. Она мне тогда сразу сказала, чтобы я никаких иллюзий не питал. Догадываешься?

- Догадываюсь, - согласился я.

- Да, где-то на Земле у нее был парень. Она ездила к нему на каникулы, проводила с ним свой летний отпуск. Мне, конечно, было обидно, но я все же был рад за нее. Она говорила, что к Новому году, в крайнем случае к весне, ее любимый, его звали Юсти, устроит свои дела и прилетит за ней. Они поженятся... Как говорится, их ожидало счастливое будущее и я оказался совершенно лишним, а потому с головой ушел в работу, в опыты со своими мышами. И надо отметить, у меня появились некоторые успехи. Я изготовил небольшой аппаратец, наподобие фотографического, способный фиксировать сразу весь спектр излучений мозга. Наведешь на мышку, две секунды экспозиция, и картина готова... И вот здесь-то я сделал открытие. Оказалось, что если записанные биоволны снова излучать через передающее устройство, то мышь будет испытывать снова те же эмоции, что и в момент записи. Причем каждая мышка воспринимает только свои биоволны, записи излучений других мышей воспринимаются хуже или совсем не воспринимаются.