Фрэнк Херберт - Создатели небес. Улей Хелльстрома

Чувство служебного долга тут же вернулось к Келекселу. Он ощущал стыд и вину. И в ту же секунду понял, почему не обратился ни к одному из Омолаживателей этого корабля историй. Если бы он это сделал, то он бы уже никогда не выбрался из ловушки Фраффина. Он стал бы одним из них, такой же собственностью Фраффина, как и любой туземец этого мира. И пока он будет держаться подальше от Омолаживателей, понял Келексел, он будет чувствовать себя независимым от Фраффина. Впрочем, это был лишь вопрос времени…

Бонделли сейчас что-то говорил Фурлоу. Сцена эта уже начала утомлять Келексела, в ней не было никакого смысла. Келексел удивился собственной реакции.

— Итак, доктор Фурлоу, — начал Бонделли, — вы перечислили пункты, в соответствии с которыми действия моего подзащитного подходят под общие закономерности убийств, совершенные людьми в момент умопомешательства. Какие еще доказательства есть у вас, подтверждающие то, что он на самом деле сумасшедший?

— Мое внимание привлекло повторение цифры семь, — ответил Фурлоу. — Семь ударов кинжалом. Потом, при аресте он сказал, что выйдет через семь минут.

— Это что, важно?

— Число семь имеет религиозное значение: Бог создал Землю за семь дней итак далее. Подобного рода закономерности вы найдете в действиях сумасшедших.

— Доктор Фурлоу, вы проводили обследование подсудимого несколько месяцев назад?

— Да, сэр.

— При каких обстоятельствах?

Келексел бросил взгляд на Рут и с потрясением увидел, что по ее щекам текут слезы. Он посмотрел на пульт управления Манипулятором, и только сейчас он стал догадываться, насколько же глубокими были ее чувства.

— Мистер Мерфи поднял ложную пожарную тревогу, — ответил Фурлоу. — Он был опознан и арестован. Меня вызвали, как судебного психолога.

— Почему?

— Ложная пожарная тревога не относится к таким нарушениям, которые можно оставить без внимания, особенно, когда ее поднимает вполне взрослый человек.

— Поэтому вас и вызвали?

— Нет — это обычная процедура.

— Но чем можно было объяснить действия подсудимого?

— Как правило, это бывает связано с сексуальными нарушениями. Этот инцидент произошел как раз в то время, когда подсудимый впервые пожаловался на импотенцию. Эти два фактора, сведенные вместе, рисуют очень тревожную психологическую картину.

— Какую еще?

— Ну, он также показывал почти полное отсутствие человеческой теплоты. То, что мы называем добротой. Его поведение явно указывало на возникновение синдрома Рорчеча, проявлявшегося в том, что он потерял почти всякий интерес к тому, что мы называем «жизнедеятельностью». Другими словами, его мировоззрение сконцентрировалось на смерти. Я принял во внимание все эти факторы: холодность его натуры, сосредоточенность на смерти и сексуальную озабоченность.

Келексел смотрел на фигуру на сцене репродьюсера. О ком это он говорит? Холодность натуры, сосредоточенность на смерти, сексуальная озабоченность? Келексел бросил взгляд на Мерфи. Подсудимый сидел, сгорбившись за столом, опустив глаза.

Бонделли провел рукой по усам и посмотрел на записку, которую держал в руке.

— В чем состояла суть внесения вашего заключения в отдел освобождения под залог, доктор? — Задавая этот вопрос, Бонделли посмотрел на судью Гримма.

— Я предупредил их, что если этот человек не изменит в корне свои взгляды, у него может произойти психический срыв.

По-прежнему не глядя на Фурлоу, Бонделли задал новый вопрос:

— А как, доктор, вы определяете понятие «психический срыв»?

— Ну, например, убийство кинжалом любимого человека с особой жестокостью можно отнести к «психическому срыву».

Судья Гримм что-то записал на листке бумаги, лежавшем перед ним. Одна женщина, самая крайняя из присяжных, нахмуренно посмотрела на Бонделли.

— Вы предсказывали это преступление? — спросил Бонделли.

— Да, что произойдет нечто подобное.

Окружной прокурор внимательно оглядел присяжных. Потом медленно покачал головой и, наклонившись к своему помощнику, что-то прошептал ему на ухо.

— Были ли приняты какие-нибудь меры в ответ на ваше заключение? — спросил Бонделли.

— Насколько мне известно, нет.

— А почему?

— Наверное, многие из тех, кто видел это заключение, не разбирались в медицинских терминах и не понимали всей опасности его психических отклонений.

— Вы пытались объяснить кому-либо это?

— Я рассказал о своих опасениях нескольким сотрудникам отдела освобождения под залог.

— И все равно никаких мер не было принято?

— Они ответили, что мистер Мерфи как уважаемый член общества не может быть опасен, что, по всей видимости, я ошибаюсь.

— Понятно. А сами вы лично не пытались помочь подсудимому?

— Я попытался заинтересовать его религией.

— Без успеха?

— Совершенно верно.

— Впоследствии вы проводили обследование подсудимого?

— Да, в прошлую среду — и это было второе мое обследование с момента его ареста.

— И что же вы обнаружили?

— Он страдает нарушениями психики, которые я определяю, как паранойя.

— Мог ли он отдавать себе отчет в совершаемых им поступках и их последствиях?

— Нет, сэр. В своем психическом состоянии он способен отвергать любые принципы морали и закона.

Бонделли повернулся и окинул долгим взглядом окружного прокурора, потом закончил:

— Это все, доктор.

Окружной прокурор провел рукой по квадрату волос на его голове и принялся внимательно изучать свои записи свидетельских показаний.

Келексел, которого постепенно заинтриговала эта сцена, кивнул. Очевидно, что у туземцев была первобытная система правосудия, еще слишком незрелая. И все-таки эта сцена напомнила ему о его чувстве вины. «Может, поэтому Рут и показывает ее ему?» — подумал он. — Может, она хочет сказать ему: «И тебя тоже могут наказать?» Он ощутил приступ жгучего стыда. Он чувствовал себя так, словно Рут перенесла самого его в эту комнату судебного разбирательства при помощи репродьюсера, и сам он предстал перед судом. Внезапно он отождествил себя с ее отцом, разделяя, благодаря чувствительной паутине, эмоции туземца.

Мерфи сидел, молча сдерживая закипавший в нем гнев, направленный с необычайной силой на Фурлоу, который все еще сидел на свидетельском месте.

«Этот иммунный должен быть уничтожен!» — подумал Келексел.

Фокус репродьюсера слегка сменился, сосредоточившись на окружном прокуроре. Паре встал, прохромал к Фурлоу, опираясь на трость. Тонкие губы Паре были чопорно стиснуты, однако гнев клокотал в его глазах.

— Мистер Фурлоу, — начал он, умышленно опустив докторский титул, — я не ошибаюсь, предполагая, что по-вашему подсудимый не способен был отличить хорошее от плохого в ночь, когда он убил свою жену?