Лао Шэ - Записки о Кошачьем городе

Когда я прикоснулся к этой стене, мое сердце слегка екнуло: мне показалось, что стена качается и осыпается под моими руками. Вообще стена походила на сыроватую глиняную лепешку, в чем я окончательно убедился, добравшись до верха.

Крыши не было никакой. Что же они делают во время дождя? Любопытство еще больше укрепило меня в намерении пожить здесь. Аршинах в пяти от стены начинался деревянный помост с дырой, из которой выглядывала вдова посланника.

Ее широкое лицо и пронзительный взгляд меня не удивили. Но сквозь толстый слой пудры у нее пробивались серые волоски, как у тыквы, подернутой инеем. Это немного смущало.

– Вещи можешь класть на помост, весь верх твой, а вниз не спускайся. Кормлю два раза – на рассвете и в сумерках, не опаздывай. Дурманных листьев мы не едим, плату вперед! – Посланница знала толк в дипломатических переговорах.

Я отсчитал деньги – из тех пятисот национальных престижей, которые еще в деревне получил с Большого Скорпиона. Весь мой багаж был на мне, это следовало считать преимуществом, потому что как-то глупо везти мебель в дом, состоящий из помоста и четырех стен. Хорошо бы мне не свалиться в дыру на этом помосте, и все будет в порядке. Правда, кроме дыры, на помосте был еще слой глины, запах которой совсем не вязался с моим представлением о посольской резиденции. Сверху будет припекать, снизу смердить… В общем, я понял, почему люди-кошки весь день толкутся на улице.

Не успел я последовать их примеру, как из дыры снова показалась мадам, а вслед за ней – восемь кошек помоложе. Нерешительно озираясь на меня, они попрыгали на стену. Вдова тоже оглянулась, уже со стены.

– Мы уходим, до свиданья! – сообщила она. – Ничего не поделаешь, после смерти мужа все эти дуры свалились на мои плечи. Ни денег, ни мужа, а только восемь молоденьких тварей, за которыми я должна присматривать. Дурманных листьев мы не едим. Муж был посланником, я – его женой, и вот теперь я должна с утра до вечера следить за этими распутницами!

После этой тирады оставалось только убраться, иначе у нее просто не хватило бы бранных слов. К счастью, она оказалась сообразительной и тотчас исчезла.

Я терялся в догадках. Кто эти молодые женщины? Дочери посланника, сестры или наложницы? Конечно, наложницы! Они, наверное, есть и у Большого Скорпиона, поэтому он и не пустил меня к себе. Представляю, что за грязь, неразбериха и вонь царят там, под помостом, где старая кошка стережет восьмерых «распутниц», как она выражается. Напрасно я поселился в таком доме… Но деньги уже уплачены, и мне надо взглянуть, что делается внизу. Может быть, воспользоваться отсутствием хозяев? Нет, пожалуй, неловко. Пока я колебался, над стеной опять показалась голова посланницы:

– Скорее выходи из дома, а то знаю вас: подсматривать полезешь!

Смущенно повинуясь, я перелез через стену. Куда же идти? Поговорить можно только с Маленьким Скорпионом, хотя он и скептик. Но где его сейчас найдешь! Дома его, конечно, нет, а искать на улице все равно что искать иголку в море. Я протискивался сквозь толпу и видел вдали дома, которые, наверное, принадлежали аристократии или правительственным учреждениям, потому что они были гораздо выше остальных. Чем дальше от центра, тем меньше и хуже строения – по-видимому, лавки да обиталища бедноты. Сообразив это, в Кошачьем городе очень легко ориентироваться.

Из толпы выбросило стайку женщин-кошек (они обычно светлолицы), которые направились прямо ко мне. Я снова смутился: Большой Скорпион и посланница дали мне понять, что местные женщины очень забиты, а эти бродят где хотят, – должно быть, легкого поведения. Новичку лучше вести себя осторожнее. Но не успел я ретироваться, как услышал голос Маленького Скорпиона:

– Уже приступил к изучению?

Оказалось, что женщин ко мне вел он. В одно мгновение я был окружен.

– Ну как, подарить одну? – смеялся Маленький Скорпион, поглядывая на своих спутниц. – Это Цветок, это Дурман – почище дурманных листьев, – это Звездочка…

Он назвал всех, но я не запомнил всех имен. Дурман подмигнула мне, и я растерялся. Если это женщины легкого поведения, то мне не мешает подумать о своей репутации, а если порядочные, то как бы их не обидеть. Говоря откровенно, я не очень люблю женщин. Их привычка мазаться, по-моему, свидетельствует о фальши и неискренности. Конечно, некоторые женщины не мажутся, но они тоже притворщицы. В общем, я старался держаться от женщин подальше и уважать их на расстоянии.

Маленький Скорпион, видимо, понял меня и стая шутя отталкивать девушек:

– Идите, идите! Дайте нам пофилософствовать!

Девушки засмеялись, втиснулись в толпу, а я по-прежнему стоял растерянный.

– Старые деятели предпочитают брать наложниц, новые деятели – жениться, а мы, пресыщенные старым и ненавидящие новое, не любим ни наложниц, ни жен, – задумчиво сказал Маленький Скорпион. – Лучше уж просто веселиться. Приспособленчество. Но кто устоит от приспособленчества к женщинам?

– Твои спутницы похожи на… – Я не знал, как лучше выразиться.

– Они похожи на всех женщин. Их можно и притеснять, в любить, и уважать, и кормить – кто как хочет. Сами женщины никогда не меняются. Еще моя прабабушка пудрилась, то же делают и бабушка, и мать, и сестры, и эти девушки, да и внучки этих девушек будут пудриться. Запри их в комнату, они станут пудриться, выпусти на улицу – то же самое.

– Вот именно! – воскликнул я.

– Ну и что же? Признавая их слабости, мы как раз и проявляем уважение к женщинам. Ради них мужчины врут без передышки, превращаются то в святых, то в зверей. А женщины всегда чисты, всегда задорны и пудрятся, если не очень красивы от природы. Если бы мужчины чувствовали, что их собственные лица недостаточно красивы, они бы тоже пудрились.

Я задумался, не понимая, верит ли он сам в свою забавную теорию. А Маленький Скорпион продолжал:

– Сейчас ты видел так называемых новых женщин, смертельных врагов посланницы и моего отца. Это совсем не значит, что отец готов подраться с ними; он просто ненавидит их за то, что не может продать их как собственных дочерей, либо запереть в доме, как наложниц. И нельзя сказать, чтобы они были умнее или сильнее посланницы или моей матери. Нет, они истинные женщины, они еще ленивее, еще меньше склонны к размышлениям, зато пудрятся лучше. Они очень милы: даже такой мизантроп, как я, не может не увлечься ими.

– Их что, воспитали в новом духе?

– Воспитали?! – вскричал Маленький Скорпион в каком-то странном возбуждении. – У нас всюду воспитывают, кроме школ. Дед бранится – воспитание, отец торгует дурманными листьями – воспитание, посланница заживо хоронит восьмерых наложниц мужа – воспитание, вонючая канава на улице – воспитание. Этому служат и солдаты, бьющие людей по головам, и те женщины, которые умеют пудриться лучше других. Когда мне говорят о воспитании, я съедаю лишний десяток дурманных листьев, иначе меня тошнит.