Андрей Имранов - Антитезис

— А зачем владельцам такой машины скупать социальные сети? Может потому, что массу информации о человеке и даже, в некотором роде, его психологический портрет — можно получить просто зайдя на его страничку? А если уж у вас есть доступ к его компьютеру — через специальный вирус — так человек вообще становится как на ладони, никакой Машины Бланки не надо. Ха-Ха! Машина Бланка! Да взять даже хотя бы это название. Я сначала думал, что она так названа по имени автора, так нет же. Я правда удивился. А потом понял. «Пустая машина», надо же. Небось, посмеивались про себя, когда решили так её назвать, да? Ну ничего, остроумно.

— Ты только одного не продумал, — процедил Барон, — зачем тогда вообще нужна эта сказка? Если ее не существует, какой смысл ее придумывать? А? — он развел руки и вопросительным взглядом обвел зал. Стоявший рядом с Бароном мужчина без автомата, но с властной осанкой — видимо, командир отряда — даже машинально пожал плечами в ответ на этот вопрос.

— А это, — Дима улыбнулся, — один из самых гениальных моментов. Затем, что Машина Бланка на самом деле-то — и не нужна. Хватит веры в нее. Это как атомная бомба — она предназначена не для войны, а для её сдерживания. Вы хотели создать себе идеальный аппарат. Соратников, которые никогда не предадут, никогда не задумают переворот, всегда будут выкладываться на всю катушку, а если почувствуют, что сдают — сами придут и признаются. И попросятся в отставку. Конечно, полностью на это рассчитывать нельзя, поэтому прослушка, камеры, психологи — но это только для подстраховки. Главное — вера в Машину. И ведь могло получиться — я почти не вижу изъянов в этой идее. Всякие властолюбцы сами перестанут рваться к власти — зачем им это, если все их скрытые замыслы будут всем известны? Про явных коррупционеров я уж и не вспоминаю. Конечно, никакого «Виртасофта» не хватит, чтобы рисовать записи на население хотя бы даже одного города, но это вам и не надо. Рыба гниет с головы и если у вас будет возможность контролировать эту голову — то черт с ним, населением всей остальной страны. Так что для вас легенда про единственную и неповторимую, созданную злым гением, машину — самая удобная. Наверное, вас немного — человек пять-семь. Максимум десять. Больше опасно — растет риск предательства. Кстати, вам стоит друг друга бояться — любого из вас будут убирать моментально, как только в нем пропадет надобность. Остальные — либо вроде вот Вирджила — истово верят, либо вроде сотрудников «Виртасофта» — используются втёмную.

— Совет координаторов получит всю полноту власти, как только мы победим, — зло сказал Барон.

— Ай, ладно, — Дима махнул рукой, — чё врёте-то? По привычке, что ли? Да найдется куча причин остаться «серым кардиналом». Кто-то же должен контролировать работу этих «Виртасофтов» и «Русь-информов», кто-то, знающий истинное положение дел. Кто-то должен прослушивать телефонные разговоры и кто-то должен убирать тех, кто случайно узнает лишнее. Совет координаторов этого не будет делать.

Барон помолчал, пристально разглядывая Диму со странной смесью интереса и презрения.

— Даже если на секунду допустить, что этот бред, который ты несешь и в который, видимо, веришь — правда, так чем она тебя не устраивает? Ты предпочитаешь, чтобы к власти рвались властолюбцы? Или пусть там остаются коррупционеры? Или, может, ты сам хотел влиться в их стройные ряды?

— Нет, — устало сказал Дима, — у меня была такая мысль. Дескать, какая разница, если результат — тот же? Может, хоть в этом случае цель оправдывает средства? Но нет. И тому две причины. Первая — вы. Ну, не вы конкретно, а те из вашей крысиной стаи, кто останется стоять серой тенью за спиной номинальных правителей страны. Это же такая власть, какая даже Сталину не снилась — даже против него устраивались заговоры и готовились покушения. Кто сказал, что «абсолютная власть развращает абсолютно»? Не помню. Да и не важно — вы уже сегодня спокойно убиваете людей — не мерзавцев, не этих ваших «гнилых», а нормальных, хороших людей — убиваете и даже не стыдитесь этого и не пытаетесь скрыть. Что будет, когда вы победите — будете так же спокойно во имя идеи отправлять на смерть миллионы? Это во-первых. А во-вторых, од… один… — Дима сглотнул и перевел дыхание, — один умный человек сказал мне, что человека нельзя насильно сделать лучше. Понимаете? Знаете, когда человек стыдится своего пристрастия к спиртному — то он еще излечим. А когда он говорит: «Я алкоголик! Поэтому мне можно! Мне даже нужно!» — он уже безнадежен. Человек должен верить, что он лучше, чем он есть на самом деле. И именно постыдные, а не вредные привычки — это тот механизм, который мотивирует людей становиться лучше. Не под давлением кампании о вреде пьянства и курения, а самому — по собственному желанию. Если в человеке нет того, чего он стыдится, то у него и нет мотива к самосовершенствованию. Вот так.

— Будь добр не утверждать столь категорично, — сказал Барон, — это исключительно твое мнение. Если на то пошло — мнение человека прошлого.

— Ах, человека прошлого, значит? Хотите посмотреть на освобожденных от постыдных привычек людей вашего светлого будущего? Выйдите к вокзалу, загляните под скамейку! Вот он, человек будущего! Ничего не стыдится! Зато уж он-то точно не станет устраивать революций, правда ведь?

— Ну и муть ты развел Дима, — Барон вздохнул, — причем на пустом месте ведь. Ты ничего еще толком не знаешь, а уже такую теорию развернул, — усмехнулся, покачал головой, — ты только впредь не лезь сразу на трибуны, предупреждай, когда что-то такое выдумаешь.

Напряжение в зале как-то снизилось, Вирджил даже улыбнулся немного и сразу стал выглядеть куда более уверенно. Дима наоборот, засомневался: «Я что-то упустил? Но что?»

— Чистым-то моим ты что разослал? Не мог же ты всю эту пламенную речь в пару СМС вместить?

«А!», — Дима улыбнулся, вновь обретая уверенность, — «Вот оно!»

— Нет, конечно. Я просто подговорил их посмотреть собственные записи…

— Что? — вот теперь, на мгновение, Барон выглядел обескураженным. Даже — растерянным, и Дима испытал по этому поводу миг злорадного удовлетворения.

— Ну, видите ли, если Машины Бланки не существует, то смотреть свои записи должно быть строго запрещено. Уж не знаю, какое вы обоснование придумали этому запрету, но наверное, что-то вполне правдоподобное — вы ж не дураки, я понимаю. Ведь если кто-нибудь посмотрит свою собственную запись, то наверняка увидит и те мысли, которых у него совершенно не было, и не увидит тех мыслей, которые он вполне четко в это время обдумывал. Не увидит те объекты, которые он хорошо осмотрел и запомнил, не увидит тех чувств, которые испытал, глядя на какую-то, одному ему понятную деталь — короче, увидит все недочеты психологов и художников, которые составляли эту запись. Увидит — и поймет, что это — подделка. И все остальные записи — тоже. Вот и всё.