Роберт Шекли - Бесконечный вестерн

- А ничего не говори, - отрезаю я. - Убирайся отсюда, и дело с концом. Сдается мне, от тебя только и жди несчастья. Валяй, показывай свою чертову "пушку" кому-нибудь другому.

- Может, мне показать ее Джо Поттеру? - спрашивает парнишка, поднимаясь с пола и отряхиваясь.

Он смотрит на меня. О Поттере я не сказал еще ни слова. Он судорожно сглатывает, понимая, что снова сел в лужу. Я медленно встаю.

- Изволь объяснить, что ты хочешь сказать.

- Я ничего не хочу сказать.

- Ты уверен в этом?

- Абсолютно уверен, мистер Уошберн. Простите меня!

- Пошел вон, - говорю я, и парнишка живо сматывается.

Я подхожу к стойке. Кудрявый вытаскивает бутылку виски, но я отмахиваюсь, и он ставит передо мной пиво.

- Кудрявый, - говорю я, - молодость есть молодость, и здесь винить некого. Но неужели нельзя ничего придумать, чтобы они хоть чуть-чуть поумнели?

- Думаю, что нет, мистер Уошберн, - отвечает Кудрявый.

Какое-то время мы помалкиваем. Затем Кудрявый говорит:

- Натчез Паркер прислал известие, что хочет видеть тебя.

- Понятно, - говорю я.

Наплыв: ранчо на краю пустыни. В отдельно стоящей кухоньке повар-китаец точит ножи. Один из работников, старина Фаррел, сидит на ящике и чистит картошку. Он поет за работой, склонившись над кучей очистков. У него длинное лошадиное лицо. Повар, о котором он и думать забыл, высовывается из окна и говорит:

- Кто-то идет.

Старина Фаррел поднимается с места, приглядывается, яростно чешет в копне волос, снова прищуривает глаза.

- Эх, нехристь ты, нехристь, китаеза. Это не просто кто-то, это как пить дать мистер Уошберн, или я - не я и зеленые яблочки - не творение господне.

Старина Фаррел поднимается, подходит к фасаду главной усадьбы и кричит:

- Эй, мистер Паркер! К нам едет мистер Уошберн!

Уошберн и Паркер сидят вдвоем за маленьким деревянным столиком в гостиной Натчеза Паркера. Перед ними кружки с дымящимся кофе. Паркер крупный усатый мужчина - сидит на деревянном стуле с прямой спинкой, его высохшие ноги укутаны индейским одеялом. Ниже пояса он парализован: в давние времена пуля раздробила позвоночник.

- Ну что же, Уошберн, - говорит Паркер, - я, как и все мы на Территории, наслышан об этой твоей истории с Малышом Джо Поттером. Жутко представить, что за встреча у вас выйдет. Хотелось бы на нее посмотреть со стороны.

- Я и сам не прочь посмотреть на нее со стороны, - говорю я.

- И где же вы намерены встречаться?

- Полагаю, в аду.

Паркер подается вперед:

- Что это значит?

- Это значит, что я не собираюсь встречаться с Малышом Джо. Я направляюсь в Бримстоун, а оттуда - все прямо и прямо, подальше от Малыша Джо и всего вашего чертова Дикого Запада.

Паркер подается вперед и зверски дерет пальцами свои седые лохмы. Его большое лицо собирается в складки, словно он впился зубами в гнилое яблоко.

- Удираешь? - спрашивает он.

- Удираю, - говорю я.

Старик морщится, отхаркивается и сплевывает на пол.

- Из всех людей, способных на такое, меньше всего я ожидал услышать это от тебя. Никогда не думал, что увижу, как ты попираешь ценности, во имя которых всегда жил.

- Натчез, они никогда не были моими ценностями. Они достались мне готовенькими, вместе с ролью. Теперь я завязал с ролью и готов вернуть ценности.

Старик какое-то время переваривал все это. Затем заговорил:

- Что с тобой творится, дьявол тебя забери?! Ты что, в одночасье уразумел, что нахапал уже достаточно? Или просто струсил?

- Называй как хочешь, - говорю. - Я заехал, чтобы известить тебя. У меня перед тобой должок.

- Ну не прелесть ли он?! - скалится Паркер. - Он мне кое-что должен, и это не дает ему покоя, поэтому он считает, что обязан как меньшее из зол заехать ко мне и сообщить, что удирает от какого-то наглого юнца с "пушкой", у которого за плечами всего одна удачная драка.

- Не перегибай!

- Послушай, Том... - говорит он.

Я поднимаю глаза. Паркер - единственный человек на всей Территории, который порой называет меня по имени. Но делает это очень нечасто.

- Смотри сюда, - говорит он. - Я не любитель цветистых речей. Но ты не можешь просто взять и удрать, Том. Какие бы причины ни были, подумай прежде о самом себе. Неважно где, неважно как, но ты должен жить в ладу с собой.

- Уж с этим-то у меня будет порядок, - говорю я.

Паркер трясет головой.

- Да провались все к чертям! Ты хоть представляешь, для чего вообще существует вся эта штука? Да, они заставляют нас надевать маскарадные костюмы и разгуливать с важным видом, как если бы нам принадлежал весь этот чертов мир. Но они и платят нам огромные деньги - только для того, чтобы мы были мужчинами. Более того, есть еще высшая цена. Мы должны оставаться мужчинами. Не тогда, когда это проще простого, например в самом начале карьеры. Мы должны оставаться мужчинами до конца, каким бы этот конец ни был. Мы не просто играем роли, Том. Мы живем в них, мы ставим на кон наши жизни, мы сами и есть эти роли, Том. Боже, да ведь любой может одеться ковбоем и прошвырнуться с важным видом по Главной улице. Но не каждый способен нацепить "пушку" и пустить ее в дело.

- Побереги свое красноречие, Паркер, - говорю я. - Ты профессионален через край и поэтому данную сцену провалил. Входи снова в роль, и продолжим эпизод.

- Черт! - говорит Паркер. - Я и гроша ломаного не дам ни за эпизод, ни за Вестерн, и вообще! Я сейчас говорю только с тобой. Том Уошберн. С тех самых пор, как ты пришел на Территорию, мы были с тобой как родные братья. А ведь тогда, в начале, ты был всего лишь напуганным до дрожи в коленках мальчишкой, и завоевал ты себе место под солнцем только потому, что показал характер. И сейчас я не позволю тебе удирать.

- Я допиваю кофе, - говорю я, - и еду дальше.

Внезапно Натчез изворачивается на стуле, захватывает в горсть мою рубашку и притягивает меня к себе, так что наши лица почти соприкасаются. В его другой руке я вижу нож.

- Вытаскивай свой нож, Том. Скорее я убью тебя собственной рукой, чем позволю уехать трусом.

Лицо Паркера совсем близко от меня, его взгляд свирепеет, он обдает меня кислым перегаром. Я упираюсь левой ногой в пол, ставлю правую ногу на край паркеровского стула и с силой толкаю. Стул Паркера опрокидывается, старик грохается на пол, и по выражению его лица я вижу, что он растерян. Я выхватываю "пушку" и целюсь ему между глаз.

- Боже, Том! - бормочет он.

Я взвожу курок.

- Старый безмозглый ублюдок! - кричу я. - Ты что думаешь, мы в игрушки играем? С тех пор как пуля перебила тебе спину, ты стал малость неуклюж, зато многоречив. Ты думаешь, что есть какие-то особые правила и что только ты все о них знаешь? Но правил-то никаких нет! Не учи меня жить, и я не буду учить тебя. Ты старый калека, но, если ты полезешь на меня, я буду драться по моим законам, а не по твоим и постараюсь уложить тебя на месте любым доступным мне способом.