Александру Громов - Тайна утренней зари

— Еще несколько минут, Всеволод Александрович, — зашептал Павел, — и температура металла подскочила бы сразу на сотни градусов. Как бы нас тогда поздравляли… Скажите, к чему этот риск?

Силантьев не успел ответить своему коллеге. К ним приближался с протянутыми руками старший лаборант. Всеволод Александрович польщенно улыбнулся, готовясь принять новые поздравления и заслуженную похвалу. Решительным жестом он остановил Павла и так же шепотом ответил ему, отчеканивая каждое слово:

— До сих пор мы трудились для получения сегодняшних результатов, а теперь эти результаты будут работать на нас. Понял теперь, где начинается мудрость?

«Главная способность хороших вестей — распространяться с быстротой света». Этот афоризм весьма нравился Федору Степановичу, тем более, что Федор Степанович часто получал возможность применять его к судьбе испытаний, происходящих в руководимом им институте. На сей раз справедливость афоризма подтвердилась сильнее, чем когда-либо. Весть об успешном испытании реактивного мотора длительного действия мгновенно дошла до самых отдаленных уголков страны. Слава, как известно, настолько же приятна, насколько и обременительна. Но, к чести Федора Степановича, следует сказать, что он прекрасно умел нести этот груз. С учтивым доброжелательством, с неиссякаемой улыбкой на губах он принимал академиков и журналистов, конструкторов и технологов, посещающих институт. И каждый раз директор института находил соответствующий момент, чтобы дать понять посетителю, что опыт не ограничился 96 часами, и новая система охлаждений сулит неоценимые перспективы, о которых пока что, гм… Вы сами понимаете, об этом не стоит распространяться. И так далее.

Известия о посещении института различными лицами, более или менее знаменитыми, доходят в конструкторское бюро обычно с большим опозданием. Но в это прохладное весеннее утро Павел Летягин кажется был первым, кто узнал о новом посещении института.

— Виктор Севил Сван! Вам говорит что-нибудь это имя?

Инцидент, происшедший в день опыта, давно забыт, и юноша глядит на Силантьева весело искрящимися глазами.

— Вот кто соблаговолил поинтересоваться нашими работами, Всеволод Александрович. Сам почетный председатель «Межконтинентального общества инженеров-атомщиков!».

— Председатель, вице-председатель… Опять ты поклоняешься высоким титулам, Павлик. Скажи лучше, ученый с мировым именем, автор десятков исследований и бесценных монографий. Вот кого мы должны встретить в лучшей форме, как говорят американцы. Посмотрим, такой ли ты хороший дипломат, как и инженер!

Знаменитости обычно мало походят на свои газетные фотографии. Но в этом отношении профессор Сван оказался исключением. Инженеры конструкторского бюро сразу узнали его. Тонкий нос, бледное, прозрачно воскового цвета лицо, узкие плечи, еще больше подчеркивающие сутулость и худобу. Профессор ни о чем не расспрашивал, не просил никаких объяснений или данных; он ограничивался тем, что внимательно осматривал установки, регистрационные, аппараты и техническую документацию. И все это время высокопоставленный гость с поразительной быстротой записывал что-то в своем блокноте, изредка бормоча: «Благодарю вас, господа, благодарю вас».

Совсем иначе вел себя спутник Свана, корреспондент Альберт Райти, рослый румяный человек, словно бы скопированный с рекламы бейсбольного матча. Он был очень подвижен, разговорчив и беспрестанно восхищался всем увиденным.

— Я вам говорил, Вик, что эти русские творят чудеса! — с фамильярной непринужденностью обратился Райти к профессору и собрался было дружески хлопнуть его по плечу, но, оглядев тощую фигуру Свана, воздержался от такого проявления чувств. — Вы только вообразите! Атомный мотор работает беспрерывно четверо суток. Это же сенсация, «бомба» с заголовком на всю первую полосу! Я сейчас же напишу заметку о русских борцах с перенагревом: «Они нокаутировали температуру» или еще лучше — «Искусственный северный ветер покоряет ядерную энергию». Пусть попробует теперь кто-нибудь претендовать на мою корону «короля репортажа»!

Райти старался поговорить отдельно с каждым из двоих конструкторов. Он задал им множество вопросов, связанных с произведенными испытаниями, интересовался их взглядами, их личными вкусами.

— Чем вы преимущественно занимаетесь в свободное время? — обратился Райти к Силантьеву. — Вы поклонник балета, спорта? Охотник? Или, быть может, увлекаетесь фотографией? Да, я угадал? Тогда, по случаю нашего знакомства, я покажу вам уникальное приспособление. Вот — оно вмонтировано в мой аппарат — объектив, фотографирующий в абсолютной темноте без магния или рефлекторов. Даже у нас дома он еще не имеет серийного изготовления. В исследовательском институте, где мне посчастливилось его достать, он носил номер «Ф-117».

Об Альберте Райти не зря говорили, что он, как никто, умеет найти путь к сердцу собеседника и развязать чужой язык. Это умение не изменило ему и нынче. От Силантьева и Летягина, с которыми он беседовал целый час, а также от других сотрудников института Райти добыл массу интересных сведений для серии статей, которую он намеревался написать о научных исследованиях в Советском Союзе. Правы другие журналисты, называя этого веселого и хитрого верзилу коротким «Олл-райт», что по-английски означает «все в порядке».

— Ох, как шумливы и любопытны эти охотники за новостями! — облегченно вздохнул Силантьев, когда корреспондент, наконец, покинул конструкторское бюро. — Но как он у меня ни выпытывал, главной новости я все же ему не сказал. Впрочем, и ты ее еще не знаешь. Федор Степанович сообщил мне это перед самым приходом гостей. Так вот, мы приглашены в Москву, дорогой Павлик!

— В Москву? Что, совещание или экскурсия?

— Ни то, ни другое. Мы совместно будем работать в одном из институтов столицы, уважаемый коллега.

— Случайно не в институте ли частиц высокой энергии? Если бы вы знали… Этот институт мне во сне снится.

— Чтобы ты погряз в гипотезах и теоретических расчетах? Нет, поднимай выше, ты займешься абсолютно практическими вопросами. Как ты сказал, в институт стратосферы и ионосферы? И не там. Выше, выше, Павлик!

И, видя по выражению лица Павла, что тот понял все, Всеволод Александрович с довольным видом погладил свою лысину, окруженную венчиком рыжеватых волос.

С земли воздушный экспресс кажется журавлиной стаей. Во главе стаи, которая делится на два крыла, всегда летит самая сильная и опытная птица — ей вручена судьба остальных. Так и в голове воздушного экспресса летит мощный реактивный самолет, который тянет за собой два длинных ряда планеров. В кабинах пассажиры чувствуют себя столь же удобно, как и в двухэтажных вагонах электропоездов. Только здесь вместо ресторанов-люкс оборудованы маленькие буферы: пассажиры успевают позавтракать в Нью-Йорке, или Владивостоке, а пообедать в Москве.