Жан ля Ир - Иктанэр и Моизэта

— Стадо дельфинов играет, — проговорила она вполголоса.

А так как игры этих подвижных морских животных ее всегда очень забавляли, то она принялась внимательно смотреть на то место, где клокотала вода, не желая упустить ожидаемого зрелища кувыркающихся на гребнях волн дельфинов.

Клокотание приблизилось к выступу скалы; оно направилось вправо, где находился плоский камень в уровень с волнами. И Моизэта вдруг вскрикнула и вскочила с места…

Неожиданное существо, человеческого вида, но все покрытое серебристой чешуей, сверкавшей на солнце, выскочило на камень и остановилось во весь рост, с руками, распростертыми к солнцу; спиной оно было обращено к Моизэте.

Человек в серебристой чешуе опустил руки и медленно повернулся, как бы желая окинуть взглядом безграничный горизонт.

И вскоре Моизэте предстало странное лицо, словно покрытое стеклянной маской.

— Боже мой! — вздохнула девушка.

И нечленораздельное восклицание ответило на ее вздох. Иктанэр ее увидел. Как живая статуя изумления, с распростертыми руками он прирос к месту.

Но вдруг, он поднес правую руку к своему лбу и сорвал с лица свою стеклянную маску.

— Боже мой! — вторично воскликнула Моизэта.

Лицо его было ослепительной красоты, оно веяло молодостью, силой и умом. Человек был так же удивлен, как и девушка.

В этом положении Иктанэр и Моизэта оставались несколько минут. Когда взгляды их встретились, они оба почувствовали какое-то новое сладкое и захватывающее волнение… Иктанэру хотелось бы одним прыжком низринуться в самую глубь моря. И Моизэта рвалась броситься к трапу подземелья, чтобы запрятаться в самый далекий угол своих комнат. Но ни тот, ни другая не двинулись с места.

Первый решился Иктанэр. Он напряг свои мускулы и одним прыжком перескочил на остров, шагах в трех от Моизэты. Молодая девушка вскрикнула и отступила. Но глаза неизвестного были исполнены такой доброты и все лицо его сияло такой красотой, что Моизэта сама заметила, как весь ее страх рассеялся, и она снова осталась на месте.

Еще одну минуту они смотрели друг на друга, оба — бледные, вздрагивая от волнения и изумления… Наконец, Иктанэр удивительно серебристым голосом, в котором звучала ласкающая просьба, проговорил:

— Кто ты? Твои глаза синее морской пучины, и твоя кожа кажется нежнее тела медуз. Говори же! У тебя есть голос, так как я тебя слышал. Неужели ты из тех рабов, которых презирать приказал мой учитель? Нет! Я бы не мог послушаться, ты слишком красива.

И тут, вся зардевшись от необъяснимого стыда, Моизэта прошептала:

— Но кто вы сами? Откуда вы явились? Я вас никогда еще не видала! Мне не страшно с вами, хотя…

И она засмотрелась на его дивное тело, покрытое серебристой чешуей, на окрестное море, потом на это такое красивое и такое молодое и мужественное лицо.

И вдруг, охваченная внезапным страхом, и приятным, и непреодолимым в одно и то же время, и каким-то незнакомым ей чувством стыда, она отступила шаг назад, повернулась и бросилась бежать…

Изумившись, Иктанэр смотрел, как она спрыгивала с камня на камень, нагнулась и в мгновение ока исчезла…

Он глубоко вздохнул, еще раз окинул взглядом то место, где исчезло радужное видение, от которого охватило его это непонятное волнение, — и вдруг, бросил свою стеклянную маску, которая подпрыгнула, ударившись о камень, и не разбилась, Иктанэр выпрямился на краю скалы, что-то крикнул в пространство и бросился вниз. Головой вперед он погрузился в море и исчез среди звучного всплеска брызг и пены…

Моизэта, однако, не ушла в свою комнату.

Медленно, с колебанием, но подчиняясь неудержимому влечению, она поднялась снова наверх и еще раз в нерешительности остановилась, уже положив руку на электрический коммутатор. Камень повернулся. Осторожно девушка подняла голову и взглянула в направлении «кресла Авроры». Там не было никого. Моизэта окинула взглядом весь остров. Он был пуст.

Подождала несколько минут. Ничего не показывалось. И тогда она повернулась, чтобы вернуться к себе. Но тут она заметила какой-то блестящий предмет в нескольких шагах от себя. То была стеклянная маска, которую имел на лице, когда появился из воды, этот удивительный и странный человек.

Теперь всякие сомнения стали невозможны. Эта необыкновенная маска, которую она держала в своих руках и смотрела, представляла несомненное доказательство действительного существования того, с виду человеческого, существа, которое так внезапно вырвалось из недр океана.

Задумчиво, с тяжелой головой, в которой носились смутные мысли, навеянные только что слышанными признаниями безумной Марты, Моизэта вернулась к трапу, спустилась по лестнице, прошла в корридор и вернулась к себе. Ее молодая служанка Дора была в салоне. Моизэта спрятала в складках своего платья маску и, ни слова не говоря, прошла к себе.

Запершись в своей комнате, она достала свою находку, положила ее на диван и сама в усталости бросилась во весь рост возле нее, и, опершись головой на руки, задумчиво засмотрелась на фигурное стекло, на котором ослепительно отражались огни электричества.

В сверкании стекла ей чудились большие дивные глаза этого таинственного существа, — и вдруг, охваченная каким-то необъятным волнением, исполненным своеобразной сладости, она повалилась на ковер, и, закрыв дрожащими руками лицо, тихо расплакалась.

Немедленно по освидетельствовании Иктанэра монах и ученый вернулись в лабораторию. Спицион сейчас же освободил их из водолазных костюмов.

Едва негр вышел, они позвали Шарля Сэверака, чтобы продолжить вчерашний разговор, прерванный приходом Моизэты. Инженер явился как всегда спокойный и холодный. Фульбер тогда посвятил его в свои грандиозные замыслы. И когда он кончил, то Сэверак проговорил:

— Коли я верно понял, вы организовали и теперь приводите в действие по всей земле такое революционное движение, которое должно поглотить все существующие власти и слить их в единую власть, во главе которой станете вы оба, как верховные руководители.

— Именно так! — вместе подтвердили Фульбер и Оксус.

— Такое революционное движение, — продолжал Сэверак, — будет быстро распространяться и прививаться благодаря рациональной распорядительности ваших делегатов ко всем нациям, если они будут считаться со всеми различиями рас и народов.

— Очевидно! — заметил Фульбер.

— Таким образом, ваше владычество будет приспособляемым. От этого оно будет лишь жизненнее, полнее и действительнее, потому что разоряющие народы налоги вы замените неисчислимыми богатствами, сокрытыми в глубине океанов, и на них вы построите целые рабочие города, соорудите железные дороги, пути; вы улучшите материальные и моральные условия жизни народов; и все это, не прибегая к частной собственности индивидуума, которую он приобретает личным упорным трудом.